«Нет желающих получить ядерной бомбой» Как меняется стратегия боевых действий на Украине и что может обрушить оборону ВСУ?

Конфликт на Украине превращается в испытание на выносливость. Решающее значение теперь имеет не количество занятых километров, а способность сторон выдерживать потери и сохранять ресурсы. Российские подразделения методично продвигаются на нескольких направлениях, штурмуя города-крепости, тогда как Вооруженные силы Украины (ВСУ) сталкиваются с кризисом мобилизации и нехваткой техники. При этом обе стороны делают ставку на технологические инновации, а удары по энергетической инфраструктуре становятся главным инструментом войны на истощение. О том, как меняются тактика, цели и логика конфликта, «Ленте.ру» рассказал директор Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ Василий Кашин.

«Лента.ру»: Близится к завершению очередная летне-осенняя кампания. Как вы оцениваете ситуацию на линии фронта?

Василий Кашин: В решающую стадию вступили бои за несколько ключевых населенных пунктов. Прежде всего это Красноармейск (украинское название — Покровск) с прилегающей агломерацией. Бои продолжаются также в Купянске и Волчанске, есть перспективы начала боев за Лиман.

Эти города превращены украинской стороной в крепости, поэтому территориальные изменения на фронте сейчас незначительны, но каждое продвижение имеет стратегические последствия.

Для возможных переговоров принципиален вопрос судьбы контролируемой Украиной части Донбасса. Если Россия займет эти территории, то либо выдвинет новые требования, либо сможет быстрее согласовать условия урегулирования, ведь президент Украины Владимир Зеленский уже не сможет прикрываться аргументом о «невозможности отвода войск».

Как с этой точки зрения вы оцениваете успешность кампании для России?

Оснований говорить о провале или неудаче нет.

Год и более боев за один населенный пункт — обычное явление для этой войны.

Если российские подразделения смогут дожать несколько таких узлов обороны ВСУ, позиции существенно укрепятся.

Надо понимать, что идет война на истощение. Захват территории имеет смысл лишь тогда, когда она важна политически или ресурсно. Например, бои за Красноармейск (Покровск) лишили Украину значительных объемов коксующегося угля.

Но открывается огромное пространство для спекуляций...

Да, все верно. В России часто наблюдается колебание общественных настроений — от чрезмерных надежд до уныния. В последние месяцы, похоже, мы переживаем волну пессимизма.

Но если посмотреть на украинские источники, то мы увидим, что тема истощения ВСУ обсуждается крайне остро. Продолжается глубокий кризис комплектования. Это одна из причин продвижения российских подразделений: снижается плотность украинских боевых порядков. На Украине признают, что потеряли прежнее преимущество в FPV-дронах и продолжают уступать России по всем видам тяжелых вооружений

Она согласована с союзниками — удары по российской энергетике, санкционное давление, попытки эскалации на других направлениях. Но четких перспектив выхода из позиционного тупика у Вооруженных сил Украины нет.

Около месяца назад бывший главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный опубликовал статью, где признал: сохраняется позиционный тупик, но есть предпосылки его преодоления — именно с российской стороны. Он выделил два фактора: усиливающийся кризис комплектования ВСУ и начало новой технологической революции. Ее первые признаки уже видны.

Что вы имеете в виду?

Появляются новые средства борьбы за господство в воздухе — дроны-перехватчики, автономные пулеметные турели, управляемые с помощью искусственного интеллекта, а также образцы лазерного и микроволнового оружия.

Если одна из сторон сможет завоевать контроль над низкими высотами хотя бы локально, характер боевых действий на этом конкретном участке фронта может измениться. И, скорее всего, это произойдет с российской стороны — благодаря большему научно-техническому потенциалу.

То есть техника по-прежнему определяет тактику?

Да. Из-за массового применения дронов бои ведут небольшие рассредоточенные группы, часто действующие автономно. Их снабжение крайне ограничено — пешком или на легковом транспорте. Иногда используются грузовые дроны, но снабжать серьезные группировки таким способом невозможно.

Подобное уже наблюдалось при атаке Вооруженных сил Украины на Курскую область в прошлом году, когда им удалось сосредоточить большое количество средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ) на одном участке.

Однако эффективность РЭБ снижается из-за появления дронов на оптоволоконных кабелях и устройств с элементами искусственного интеллекта, добиться успеха теперь можно только за счет физического поражения воздушных целей, и здесь Россия опережает противника. Добиться технологического прорыва в этой области значит вновь изменить тактику боевых действий.

Тактику «просачивания», использованную российскими подразделениями под Добропольем, можно назвать попыткой выйти из позиционного тупика?

Это просто лучшая из доступных тактик. Да, она позволяет двигать фронт, но не устраняет сам позиционный характер боевых действий.

При этом подобные прорывы пока не получается масштабировать.

Тем не менее операция под Добропольем произвела большое впечатление на Западе. Там ее восприняли как сигнал, что проблемы Вооруженных сил Украины усиливаются и что сценарий обрушения фронта уже не выглядит фантастическим. Пока противник видит, что российское превосходство растет, но еще сохраняет надежду избежать такого варианта развития событий.

Именно эти дискуссии влияют на колебания президента США Дональда Трампа, который то соглашается с условиями России, то отступает. Конечно, это связано и с его личным стилем управления.

Вооруженные силы Украины еще способны вести масштабные наступательные операции?

Даже прошлогодний рейд ВСУ в Курскую область, судя по всему, стал следствием серьезных ошибок российского командования в оценке ситуации. После всего, что произошло, было бы странно их повторить.

Даже в начале года в районе Суджи украинцы пытались изменить ситуацию масштабной контратакой. Но ресурсы ВСУ истощаются, и каждая новая попытка требует переброски лучших бойцов из других подразделений.

Попытки вести наступательные действия будут иметь двоякие последствия. Создание штурмовых частей частично помогает противостоять наступлению российских подразделений, но ослабляет армию в целом. В долгосрочной перспективе это усугубляет проблему и служит признаком кризиса.

Даже немцы, пионеры создания отдельных штурмовых подразделений, воспринимали эту идею как спорную. Нельзя слишком увлекаться формированием элитной пехоты в ущерб остальным частям армии.

Возобновившиеся удары по энергетике — тоже элемент войны на истощение?

Да, но их характер изменился. В декабре-феврале 2022-2023 годов удары наносились относительно малым числом ракет, производство беспилотников только разворачивалось. Сейчас российское командование способно выпустить по Украине тысячи ударных БПЛА, что меняет саму экономику войны.

Ракеты теперь используются в основном по важным военным целям, включая крупные промышленные объекты, командные пункты и пункты временной дислокации.

Первая волна ударов снизила производство электроэнергии на Украине на 36 процентов. Но из-за остановки промышленности потребление упало почти на ту же величину.

Полного блэкаута на Украине добиться практически невозможно: избыточные мощности атомной энергетики позволяют покрывать основное потребление. Однако тепловые станции необходимы для регулирования нагрузки, и их поражение ограничивает маневрирование мощностью.

Это важно, потому что у Украины остался только один крупный донор — Европейский союз. При этом практически во всех крупных экономиках объединения есть долговой кризис.

Даже периодические отключения приводят к ускоренному износу сетевого оборудования, водопровода, канализации, промышленных систем. Это осложняет восстановление промышленности. Да, можно собирать дроны в полугаражных условиях, но полноценный оборонно-промышленный комплекс, способный угрожать России, Украина уже не восстановит.

Украинские удары по российским НПЗ подчинены той же логике?

Не совсем. Скорее это работа на политический результат — показать Дональду Трампу, что Россия уязвима, что ее экономика под давлением, нарастают проблемы, что надо лишь чуть-чуть усилить давление — и Россия согласится на мир по линии фронта без дополнительных требований.

В условиях войны на истощение все стороны вынуждены оперировать расплывчатыми показателями. Никто не имеет реального опыта оценки устойчивости современной экономики в подобных конфликтах. Достаточно вспомнить, насколько ошибочными оказались прогнозы в отношении российской экономики в начале специальной военной операции. Поэтому многое зависит от интерпретаций и допущений.

На Западе идет борьба между сторонниками затягивания войны и теми, кто выступает за ее скорейшее завершение. Хотя, конечно, одновременно предпринимаются попытки влиять на общественное мнение в России. С этой точки зрения средство оправдывает себя.

Каковы планы сторон на следующую зиму?

Планы обеих сторон, особенно Украины, напрямую зависят от политической ситуации.

Не факт, что у ВСУ будут ресурсы для масштабных наступлений, но если они появятся, попытки потеснить российские войска неизбежны.

Можно ожидать роста числа ударов по российской экономике и увеличения террористической активности на территории России. На Украине хотят изменить представления Дональда Трампа и не допустить, чтобы Россия добилась новых территориальных успехов.

Возможности для этого есть, поскольку у Украины остался лишь один крупный донор — Европейский союз. Продолжатся попытки занять Донбасс и, возможно, изменить географию боевых действий, включая выход на правобережную часть Херсонской области.

Чего попробуют добиться США?

США как ключевой игрок пытаются решить сразу несколько задач. С одной стороны, они хотят выйти из конфликта, с другой — Дональд Трамп хочет продемонстрировать успех, сделать то, что не удалось администрации Джо Байдена. К концу его срока в США уже склонялись к тому, чтобы завершить конфликт хотя бы по нынешней линии фронта. Если Дональду Трампу удастся этого добиться, это станет для него политическим достижением.

Какова вероятность эскалации и втягивания третьих стран?

Третьи страны уже давно вовлечены — прежде всего в кибератаки и диверсионную деятельность против России.

Украинский агент, пытавшийся осенью 2023 года взорвать тоннель на БАМе, проходил обучение в Латвии. Он готовился совершить теракт против гражданского объекта при содействии латвийских спецслужб. Это делает всех причастных с латвийской стороны соучастниками международного терроризма: с точки зрения права, они ничем не отличаются от боевиков «Аль-Каиды» или ИГИЛ (запрещенные в России террористические организации).

Угрозы военной эскалации на Балтике уже давно используются как инструмент давления на Россию. Тема ограничений судоходства не новая. Россия действительно уязвима там из-за географии.

Такая ситуация сохранится до конца конфликта на Украине.

Мы живем в эпоху постоянных угроз вертикальной эскалации — и это, увы, объективная реальность нынешнего момента.

Изменение позиции США повлияло на устойчивость Украины?

Безусловно. Для украинской элиты безграничная поддержка США была символом правильности выбора 2014 года.

Раньше правила игры были понятны. Предыдущая администрация поддерживала видимость единства. При Джо Байдене также возникали сложности с Владимиром Зеленским — были и разговоры на повышенных тонах, и взаимные упреки, но публично американцы неизменно подчеркивали стойкость Украины в борьбе с Россией.

Сейчас ситуация изменилась кардинально.

Подобное поведение разрушает образ «героической» Украины и деморализует и общество, и армию.

В последнее время Владимир Зеленский стремится занять место авторитарных антикоммунистических лидеров времен холодной войны — быть «плохим, но своим». То есть когда даже в США говорят: «Да, этот человек чудовище, негодяй и палач, но если дестабилизировать ситуацию, то придут злые коммунисты».

Однако, зачищая политическое поле и концентрируя власть, он терпит неудачи и теряет авторитет, а вместе с ним падает и авторитет государства. Это, безусловно, играет на руку России в долгосрочной перспективе.

Каким вы видите состояние конфликта к весне следующего года?

Есть основания полагать, что к весне Россия сможет занять оставшуюся часть Донбасса и продвинуться на ряде других направлений.