Эрзя и мокша — народы, населяющие Республику Мордовия. У них свои необычные верования, свои традиции и свой язык. Ирина Шульгова — коренная эрзянка. Уже более 10 лет она работает в одной из школ Саранска и преподает детям оба мордовских языка. В интервью «Ленте.ру» она рассказала, какие традиции сохранились в регионе, кто протестует против ее работы и почему она принципиально не говорит на эрзянском с дочерью.
Не буду углубляться в историю, а перескажу своими словами. Мордва — финно-угорский народ. Они сражались с соседями, воевали за территории и в конце концов кучкой вышли на побережье реки Мокши. Как пишут в книгах, сначала народ был един — мордва — и у них был один язык — мордовский. Но из-за нападений печенегов и монгольского ига он разделился. Часть ушла к реке Суре и назвала себя эрзя. А другая часть переместилась на запад, где проживали татары, и назвала себя мокша.
Мокша и эрзя хорошо относятся друг к другу. Мы общаемся, дружим. Никогда не замечала, чтобы кто-то называл себя лучшим народом. Максимум, что есть, — стереотипы. Например, эрзя любят говорить, что мокша — хитрые, потому что произошли от татар. Я считаю, даже если ты не эрзя и не мокша, но родился в Мордовии, ты уже мордва.
Я родилась в селе Дубенки — это эрзянская территория. Мои родители — эрзя, поэтому мои первые слова были на эрзянском языке, я на нем выросла. До сих пор в основном думаю именно на нем, а потом уже перевожу мысли на русский.
Я помню, что обычно в «А» классе были эрзя, а в «Б» классе — русские. Многие, даже эрзянские родители, старались протолкнуть детей именно в «Б» класс. Почему-то считалось, что «ашки» не такие умные, что они плохи в учебе, плохи там-сям, потому что эрзя. Но наш класс не обращал на это внимания, мы были дружны и не страдали от этих слухов.
Все мы были из небогатых семей и ничего, кроме Дубенок, не видели. Помню, в четвертом классе нас взяли на экскурсию в Саранск. Я была в шоке. Я не могла поверить, что есть другой мир, другая цивилизация, где много русских и почти все говорят именно на русском. В Дубенках все было ровно наоборот, и я была уверена, что так во всей Мордовии. Мне пришлось выйти из зоны комфорта.
Смешно вспомнить, но до класса 10-11-го я даже про мокшу не знала. Наверное, плохо слушала на уроках. Только в последние годы в школе поняла, что мы в Мордовии не одни такие хорошие, что существует еще один народ. Я тогда очень удивилась, стала интересоваться тем, что происходит вокруг, но русский как предмет так и не полюбила.
До окончания школы я не знала, кем хочу быть. Перед выпуском подошла к классной руководительнице и спросила, кем она меня видит и где я могу пригодиться. Тогда она посоветовала мне идти в педагогический университет на национальное отделение.
К тому же она слышала мой акцент, понимала, что учиться на русском мне будет сложно. Я согласна с этим. В исключительно русскоязычном окружении мне было бы тяжело. Кроме того, наложились и семейные обстоятельства. Я поступала в 2009 году, в тот же год умер мой отец. Я понимала, что мама не потянет платное образование, поэтому выбирала самый бюджетный вариант — учитель родного языка и литературы.
В университете нас разделили на две языковые группы — эрзя и мокша. Я, конечно, была в первой. Все академические работы мы писали на эрзянском, в том числе диплом. Когда я училась на пятом курсе, саранская гимназия запросила у университета учителей эрзянского языка. Отправили меня. До сих пор там работаю.
Сначала я преподавала только эрзянский, но школа никак не могла найти учителя мокшанского и попросила меня его заменить. Это было сложно. В университете я соприкасалась с мокшанским только на уровне разговорной речи. Одногруппницы говорили на нем, и я понимала их лишь местами.
Фактически я начала учить мокшанский на первых уроках вместе с детьми. Сейчас я его понимаю, но все еще не могу на нем говорить. Мокшанский и эрзянский похожи процентов на 80, но оставшиеся 20 дают о себе знать — другое произношение, разная лексика.
Эрзянский язык — сложный. Раньше он записывался знаками. Все изменил Макар Евсеев — известный местный ученый. Он позаимствовал русский алфавит и издал азбуку для мордвы. На первых уроках дети до сих пор удивляются тому, что мы записываем эрзянские слова кириллицей.
В эрзянском языке нет предлогов, их заменяют послелоги и падежные окончания. У нас нет родов, зато 12 падежей. Кроме того, в эрзянских словах нет устойчивых ударений, вас поймут в любом случае. Сейчас в языке появляется все больше заимствований из русского. Мы теряем исконно эрзянские корни, но так проще разговаривать.
Мордовский язык преподается со второго по шестой класс. На уроках мы не углубляемся в грамматику, морфемику и фонетику. В классах много русских детей, в этом нет смысла. Мы учим перевод элементарных слов, знакомим школьников с культурой.
Конечно, не все дети охотно изучают мордовские традиции. Обычно в начале всем интересно, а к шестому классу этот интерес угасает. Начинаются вопросы: «Да зачем нам это? Да почему?» Я всегда отвечаю так:
Я не требую от школьников досконального изучения, нужно просто знать базу. Но протесты, конечно, остаются. Кто-то продолжает воспринимать мои уроки только как возможность отдохнуть от контрольных по русскому и математике. Но дети тоже разные бывают. Многое зависит от воспитания.
Некоторые родители учат детей эрзянскому с детства. Такие ребята — бальзам на душу. Они мне во всем помогают, участвуют в национальных конкурсах, занимают призовые места. Есть и русские ребята, которые от этого кайфуют, — не налюбуюсь, не нарадуюсь.
Основная проблема преподавания мордовского — отсутствие финансирования. У нас, например, нет учебников, только учебные пособия. Мы не имеем права выдавать их на руки ученикам, к тому же они уже устарели. Команда, готовая переписать пособие, есть, но нет средств на ее работу и дальнейшую печать.
Я сама покупаю различные книжки, пособия с картинками, беру что-то в библиотеках. На самом деле наш Дом печати выпускает много продукции на эрзянском языке, но школы их не закупают — это накладно. Вот я и выкручиваюсь. Придумываю задания, создаю презентации. Интернет, конечно, сильно помогает.
Я прививаю ученикам любовь к своему предмету своим отношением. Помню, что в школе ужасно не любила историю. Только со временем поняла, что дело было не в предмете, а в учительнице. Стараюсь быть хорошей, чтобы и мой предмет был хорошим. Стремлюсь делать так, чтобы дети сами радостно бежали ко мне на урок.
На уроках мы также знакомимся с произведениями мордовского фольклора — сказками, пословицами, поговорками. Знакомимся с именитыми авторами. Не читаем — разбираем главные темы их творчества. Например, говорим о Кузьме Абрамове. Он писал об эрзянском князе Пургазе, правившем в конце XII — начале XIII века. Вспоминаем Андрея Куторкина — автора романа в стихах «Яблоня у большой дороги».
Сейчас в Мордовии появляются и новые авторы. Например, Бочканов Андрей. Он пишет песни в современном стиле на эрзянском языке. Мы привыкли слышать эрзянский в репертуаре народных ансамблей, но детям тяжело воспринимать такие песни. Они не могут вычленить из многоголосия отдельные слова. Поэтому иногда я даю им на уроках послушать того же Бокчанова. О фольклорных песнях, конечно, нужно помнить, но мне самой ближе современные.
Я не могу сказать, что всей душой за национальный язык. У меня есть дочка, ей шесть лет, и я не разговариваю с ней на эрзянском. Скорее всего, это связано с личным опытом. Из-за того, что русский неродной язык, мне было сложно адаптироваться в русскоязычной среде.
Помню, мне как-то сделал замечание сосед. Он давно переехал из Мордовии, но каждое лето навещает пожилую мать. Сказал, что у меня слишком сильный эрзянский акцент, когда я говорю на русском. Мне это ужасно не понравилось.
К тому же я работаю с детьми, с родителями. Понимаю, что должна стараться. Стала задумываться, прежде чем озвучивать что-то, дольше формулировать мысли. Я не хочу, чтобы моя дочь сталкивалась с подобным. Не хочется, чтобы ей было стыдно за то, что она плохо говорит на русском.
Все это я перевожу в шутку. Но не хочу, чтобы так было у нее. Пока мозг молодой, пусть воспринимает все на русском, а мордовский в школе подучит.
И наше государство, и местные власти заботятся о сохранении культуры. В наших автобусах все остановки озвучивают на трех языках: русском, мокшанском и эрзянском. Каждый год проходит «Шумбрат, Мордовия». Это республиканский конкурс народного творчества.
Летом часто устраивают праздники, связанные с древними верованиями. Раньше мордва были язычниками. У нас был один бог — Инешкипаз — и много богинь. В мордовской мифологии поля оберегала богиня плодородия Норовава, леса — мать Вирява, а в водоемах водилась Ведьава.
Во многих городах и деревнях республики открыли музеи и школы традиционных ремесел, чтобы показать, чем богата мордовская земля. Например, в селе Урусово валяют валенки. В Кочкуровском районе учат резьбе по дереву: дети работают не только с маленькими игрушками типа лошадок, но и с большими статуями. Также делают фирменные бочки, плетут лапти.
Не остаются без внимания и национальные костюмы. У нас есть локальный бренд «Тюштян». Он назван в честь легендарного богатыря, который, согласно мифам, научил мордву ремеслам и воинскому делу. Этот бренд выпускает одежду с традиционными символами, например лисой, стилизует мордовскую вышивку.
Из нашей повседневной жизни пока не исчезли национальные блюда. В мордовских семьях до сих пор готовят овтонь лапат (с эрзянского — «медвежья лапа») — печень в панировке. Особым образом у нас пекут блины: добавляют не только муку, а, например, пшено, что делает их более пышными и толстыми. На красной свекле гонят национальный напиток — поза.
Я сама пеку на праздники каймаки — открытые пироги с картофелем. В старину их, конечно, делали в настоящей печи. Я использую духовку, тоже получается вкусно.
Не думаю, что культура забудется. Администрация республики делает все, чтобы ее помнили. А вот о сохранении языка я частенько задумываюсь. Часы сокращают, новые учителя не приходят — зарплаты низкие. Меня радует, что остаются национальные школы, что эрзянская речь еще звучит среди детей. Но если даже я со своей дочерью не говорю на эрзянском, кто будет сохранять этот язык?.. Маленько страшновато.
У нас в Дубенках есть парк. Там недалеко от детского сада долго висел стенд. Сейчас его уже убрали, но надпись на нем я помню до сих пор. Она на эрзянском и отражает мое отношение к смыслу жизни, которое я хочу передать и другим.