В 2003 году группе дерзких грабителей, среди которых был итальянец Леонардо Нотарбартоло, удалось похитить из хранилища Антверпена бриллианты на сумму более полумиллиарда долларов. Тогда новость об алмазном ограблении века облетела весь мир, а Нотарбартоло получил прозвище короля воров. Но прошло всего несколько дней, и его поймали. В тюрьме он хранил молчание и только теперь, отбыв наказание, решил рассказать свою невероятную историю от начала до конца. С разрешения издательства «Альпина Паблишер» «Лента.ру» публикует фрагмент книги Нотарбартоло «Украсть невозможно: Как я ограбил самое надежное хранилище бриллиантов».
Август 2001 года
В Антверпен я приехал из Турина в 16:23, проведя в машине 10 часов 58 минут. Спина в хлам, в аптеке порекомендовали носить согревающий пояс, чтобы уменьшить воспаление. Если бы умели делать трансплантацию спины, я бы записался. Мышцы у меня там вялые, плюшевый медвежонок — и тот лучше осанку держит.
Одно неверное движение — и я несколько дней на противовоспалительных, а если боль усиливается, еще и 10-20 капель трометамина принимаю.
Представьте нечто вроде римской виа Кондотти, только в конце вместо Испанской лестницы — Алмазный центр. Над витринами ювелирных бутиков — рахитичные домишки, до отказа набитые людьми в пиджаках и галстуках, и эти толпы дельцов целыми днями жужжат и бегают туда-сюда в надежде выманить денежки у других таких же человеко-галстуков. Внизу же тротуар кишит покупателями, которые соревнуются в беге от одной витрины к другой. Здесь тебе никогда не посмотрят в глаза: этот рынок не заинтересован в человеческом общении. А вот я, пришелец с Юга, глаз не опускаю да еще и улыбаюсь — почти экзотика по местным меркам.
Кажется, будто все прохожие отчаянно преследуют какую-то цель, и это занятие высасывает из них все жизненные соки. Не то чтобы я сильно от них отличался — по крайней мере, здесь и сейчас я один из них. В конце концов, все мы здесь стремимся к одному — внушительному зданию в конце улицы, этакой фабрике Вилли Вонки, только с бриллиантами вместо шоколада.
Выставленные на продажу бриллианты отправляются отсюда во все концы света: в Париж, Лондон, Азию или Соединенные Штаты. Здесь на каждые 15 метров по ювелиру, это самый эксклюзивный бриллиантовый клуб мира, предлагающий роскошные и омерзительные развлечения на любой вкус для охренительно богатых людей. Дома, правда, не слишком красивы, с туринскими даже в сравнение не идут, просто тоска на ножках, злая шутка какого-то архитектора, придуманная исключительно для того, чтобы место занять. С другой стороны, здесь и правда всем плевать на красоту зданий — главное, чтобы витрины сияли потошнотворнее. Именно они привлекают внимание прохожих. Да и потом, через эти коробки проходят 8 из 10 бриллиантов в мире, кого волнует какая-то там архитектура...
Ювелиры, гравировщики, литейщики, производители, импортеры и дистрибьюторы: вся цепочка поставок в одном четырехугольном квартале. Я гуляю тут почти каждый день. Внимательному наблюдателю эта улица может показаться антропологическим экспериментом. Бриллианты ведь объединяют людей независимо от происхождения и культуры, толпами загоняя их в душные, тесные помещения. Совсем как сильный град. Вот только бриллианты не падают с неба: напротив, они находятся под усиленной охраной в подземном хранилище Алмазного центра. <...>
— Еще кофе?
Все кивают. По третьему кругу после нашего возвращения. Уже минимум полчаса мы валяемся на двух диванах в гостиной. Набираемся сил, поглядываем из окна, не видать ли федералов. В комнате повисла странная тишина. Я переглядываюсь с остальными.
Я открываю дверцу шкафа, достаю кофеварку, наливаю воды: здесь, в Антверпене, кальция в ней меньше, чем в наших краях, — уж не знаю почему, но известняка в округе нет. Выглянув в окно, вижу идущую мимо женщину лет сорока с укладкой, явно сделанной в парикмахерской по какому-то особому поводу. Интересно, куда это она направляется в такой час. Кофе закипает, досадуя на мою невнимательность, и я, обжигаясь, спешу снять его с конфорки. Разливаю по четырем белым чашечкам. Без сахара — забыл купить.
— Всем черный несладкий — чем богаты, тем и рады.
— А пофиг! Завтра куплю целый сахарный завод, — заявляет Гений. Я выдавливаю улыбку. — А ты что со своей долей сделаешь?
— Хочу побыть с детьми, поэтому куплю немного времени. Того, что у меня украли.
Знаю, ответ звучит загадочно, но так оно и есть. Кофе обволакивает нёбо. Как раз то, что нужно. Ключник включает телевизор, первый канал, и мы пытаемся понять, есть ли о нас что-нибудь в новостях.
— Поверить не могу, ни единой полицейской машины!
На сей раз все согласны с Монстром. Однако телевизор остается включенным, пускай и без звука.
— Сколько уже прошло? — спрашиваю я, пока мы опустошаем две здоровенные, набитые камнями сумки. Моя задача — отделить наиболее ценные бриллианты от камней подешевле.
— Сейчас 11:23, — сообщает Гений, выходя из туалета и снова опускаясь на ковер посреди гостиной. Часть камней мы разложили на кофейном столике, весь пластик и бархат отправляется прямиком в пару черных мусорных мешков.
— Никакой суеты. Даже сирен нет. Никто ничего не подозревает. Все тихо.
Ключник, отодвинув край шторы, улыбается до ушей: ни дать ни взять Джокер, готовый сцепиться с Бэтменом.
— Можно было и другие ячейки выпотрошить. — Это Монстр, вечный любитель поспорить.
Мы и в самом деле сработали настолько безупречно, что вполне могли выкроить еще четверть часа. Все так, но тянуть до рассвета было нельзя. И потом, кто мог знать, что в этот час город буквально вымрет?
— Стало быть, кражу заметят только в понедельник утром…
— Те, что по правой стороне, были пожестче. Похоже, дверцы там новые, — Ключник все о своем.
— Мы и так взяли 127 из 183, и это прекрасный результат. Причем менее чем за пять часов... Да еще эти ночные неожиданности…
Понятное дело, нас, как говорится, распирает от желания обо всем рассказать. Я читаю это на лицах парней. Знаю, им хочется прокричать в окно:
Все мы чувствуем себя героями. Кем-то вроде бандита Джулиано из рассказов моего деда, ну или, может, современными Робин Гудами. Кто знает, возможно, мы и в самом деле немного герои.
— У нас есть еще 20 часов, — сообщаю я парням.
Столик посреди гостиной уже ломится от бриллиантов: крохотных, идеально ограненных, и больших — размером с камень в почках, но еще не обработанных, в среднем по 200 тысяч долларов за штуку. Приходится складывать их на кровать, а потом и на кресла. Общий итог операции можно будет подвести только после тщательного осмотра. Сейчас я бы сказал, что мы взяли порядка 50-60 миллионов долларов, но многое еще не разобрано. <...>
Как же они меня взяли? 16 февраля 2003 года
Моя первая мысль после ареста — «этого не может быть». На тот момент полиция мне ничего не объяснила. Никаких ошибок мы не допустили, тут сомнений не было. На следующем этапе, когда мой адвокат начал анализировать собранные федералами доказательства, я понял, что прав: у них на руках нет ни единой улики, вообще ничего.
Внутри хранилища не осталось ни единого следа, который мог бы к нам привести.
Просчитался я в другом. Месье Ванкамп, тот самый тип из рощицы в окрестностях Антверпена, незадолго до ограбления пожаловался на подростков, которые повадились курить и безобразничать на его земле. Полиция уже несколько недель следила за тем местом, подозревая за компанией более серьезные проступки, в противном случае пара мешков с мусором не вызвали бы такого интереса. Ни моего лица, ни номерного знака машины Ванкамп не видел: мне удалось скрыться прежде, чем он добрался до того куста. И даже заметив два черных мешка, он мог бы прийти к выводу, что я просто выбросил мусор в неположенном месте — правонарушение не слишком серьезное.
Но дело в том, что, перерывая мусор в поисках чего-нибудь, связанного с подростковой бандой, Ванкамп обнаружил выброшенные за ненадобностью бархатные мешочки, коробки с логотипом Алмазного центра и несколько крохотных бриллиантов. Впрочем, даже такой расклад, который я вполне предвидел, серьезных проблем не предвещал: мусор никак нельзя было связать с нашей командой.
В этом я был абсолютно уверен.
Однако я ошибался. И только в ходе процесса осознал почему. Я упустил одну существенную деталь.
Наутро после операции, когда мы единогласно проголосовали за возвращение в Италию, я пошел принять душ, и это стало моим приговором. Душ подставил меня, причем по-крупному. Внутри хранилища не удалось отыскать ничего связанного с нашими действиями. Так что следователи до сих пор перебирали бы маловероятные гипотезы, все как одна ошибочные, начиная с самой первой, согласно которой мы проникли в здание через гараж. Полиция также предположила, что у нас был осведомитель среди персонала, а то и прямая помощь со стороны руководства: тут они, конечно, дали маху.
Вот как все случилось.
На рассвете, завершив операцию, мы возвращаемся в мою квартиру и принимаемся сортировать бриллианты по размеру. В какой-то момент делаем перерыв, отдыхаем, перекусываем, после чего я говорю парням, что из-за этой чертовой боли в спине мне срочно нужно принять душ. Вопрос нескольких минут, вот честное слово, просто чтобы вернуть мышцам и сухожилиям эластичность.
Я раздеваюсь, ставлю ногу в поддон душевой кабины, ощущение такое, будто встал на лед, намазанный вазелином. Рискую поскользнуться, но все-таки удерживаю равновесие. Потом выворачиваю рычаг подачи воды влево, чтобы включить колонку. Вспышка пламени, и прибор запускается: горючий газ поступает внутрь, угарный — наружу. Вода бежит по трубам, проходящим через всю квартиру, к душевой лейке, к каждой микроскопической форсунке. Водичка едва теплая, должно быть, нагревательный элемент колонки покрылся накипью, которая затвердевает при 40 градусах, закупоривая артерии водопровода. Накипь для труб с горячей водой — все равно что холестерин: свободному проходу жидкости она препятствует ровно с тем же агрессивным гонором.
Задрав ручку смесителя, я увеличиваю напор, потом смещаю ее ближе к центру, призывая кавалерию холодной воды на помощь воде горячей. В итоге я добиваюсь струи нужного напора и температуры, а не того чахлого недоразумения, будь то холодного или горячего, что веками убивало цивилизации.
Пока я принимаю душ, парни, желая мне помочь, начинают прибираться на обеденном столе, а потом и в гостиной. Они сваливают в один мешок весь мусор в квартире: бытовой и тот, что остался после ограбления. Разделить его должен был я. Знать этого они не могли, а сказать забыли.
Причин у подобного легкомыслия две: общий спад напряжения и изменение планов в пользу скорейшего бегства в Италию.
Таким образом, бытовые отходы и мусор, оставшийся от ограбления, смешивается: недоеденный бутерброд с салями, чеки из хозяйственного магазина «Брико» и супермаркета «Делез», где мы закупали вино и инструменты, вместо ведра, которое я обычно вытряхиваю в мусорный контейнер под окном, попадают в мешки с уликами из Алмазного центра. Более того, там же, в этих черных мешках, оказывается фирменный бланк моей компании «Даморос Прециози» и визитка Гения, старательно изорванные накануне и забытые в гостиной.
Они не до конца уверены, что эта ДНК — моя, но после ареста берут образец эпителия и сравнивают его с тем, что обнаружили среди мусора. Образцы совпадают. В биологическом смысле это мой отпечаток пальца, причем абсолютно четкий. На Гения выходят по визитке. Потом они изучают чек из «Делез», пробитый в 17:30, просматривают видео с камер наблюдения в супермаркете, извлекают картинку и не без помощи итальянской полиции опознают Монстра.
Иеремии нигде нет, он исчез, не оставив следов. Превратился в невидимку. Растворился в воздухе. А вот Ключника удается вычислить по косвенным уликам, завязанным на геолокацию телефона, и перекрестной проверке всех наших передвижений за предыдущие дни. Последовательно реконструировав таким образом действия обоих, им предъявляют обвинения заочно. На суд в Бельгии ни тот, ни другой не явились. Доказательства против них слабые, ничем не подкреплены, поэтому экстрадировать их не собираются.
Без этих мешков с мусором они никогда бы на нас не вышли. Ведь в хранилище не было обнаружено ни следов ДНК, ни отпечатков пальцев, ни волос, ни других улик, которые могли бы привести к нашей команде. Вообще ничего.
Идеальная операция накрылась из-за похода в душ.