«Вскоре я очутился бы в борделе» Секс, драки и жажда денег: как дерзкие и наглые ковбои всего за 25 лет навсегда изменили Америку

Жизнь ковбоев Дикого Запада была непростой. Отправившись на заработки, молодые мужчины неделями перегоняли скот, а оказавшись в городках, снимали стресс любыми возможными способами. Драки, дешевая выпивка в местных забегаловках и походы к проституткам стали обычным способом проведения досуга для тысяч ковбоев. Их эпоха продлилась около четверти века, но успела навсегда изменить Америку, породить жанр вестерна, а самим ковбоям дать статус почти мифических героев, о которых с малых лет знает почти любой мальчишка. Экономический обозреватель Кристофер Ноултон решил подробно изучить влияние ковбоев на мировую экономику и судьбу США. Итогом стала его книга «Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада». «Лента.ру» с разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» публикует отрывок.

Развлечения в городе скотоводов

Для ковбоя, приехавшего в город скотоводов, самым важным было привести себя в порядок. С этой целью он останавливался в пансионе или захудалой гостинице, а может быть просто в бараке, где сдавали койку для ночлега. Здесь он мог побриться, принять душ или ванну, зачастую в общем помещении с рядами ванн и раковин, рядом с которыми на веревочках висели зубные щетки, предназначенные для общего пользования, также предлагались общие полотенца, расчески, гребни и зеркала. В своей книге «Налегке» Марк Твен упомянул один из таких гребней, «который, видимо, принадлежал еще Исаву и Самсону, и за долгие годы на нем накопилось изрядное количество волос и грязи».

Затем отмытый, чисто выбритый и отдохнувший погонщик присоединялся к сотням других ковбоев, бродивших по грязным улочкам и новым деревянным дощатым тротуарам оживленного городка. Если магазины были открыты, он мог зайти в них за товарами для себя, например, за нитками и табаком. Затем он мог зайти постричься (за 35 центов), отправиться в фотоателье — последнее веяние моды — и получить на память черно-белый фотопортрет. Тедди Блю вспоминал именно такой порядок своих действий:

«Я купил кое-что из одежды и сфотографировался...

У меня был новенький белый "стетсон", за который я заплатил 10 долларов, новые штаны, которые стоили 12 долларов, хорошая рубашка и щегольские сапоги. Боже, как я гордился этой одеждой! Когда сестра увидела меня, она сказала: "Вытащи штаны из сапог и надень пиджак. Ты похож на бандита". Я сказал, чтобы она шла к черту. После этого я в ней разочаровался».

В 1868 году по тропе Чисхолма в Абилин прибыл 18-летний ковбой по имени Джо Хорнер, который впоследствии сыграет главную, даже одиозную роль в определенных событиях эры открытых пастбищ, но уже под другим именем — Фрэнк Кантон. Он оказался в Абилине с сильно стертыми ногами, поскольку вместе со стадом прошел пешком весь путь от границы Канзаса (группа индейцев осейджей украла у ковбоев лошадей). На свою зарплату он купил себе винчестер 44-го калибра и пару пони.

Это заведение занимало почетное место на центральной улице любого скотоводческого городка. Обычно здание салуна было одноэтажным, узким и длинным, с фальшфасадом высотой в два этажа; вдоль одной из боковых стен шла барная стойка. Большинство стоек имели в длину 15-18 метров, хотя некоторые — например, стойка в денверском салуне Albany — достигали 33 метров.

Их изготавливали из полированной древесины дуба, красного дерева или ореха, которую зачастую привозили из Чикаго или Европы. Наилучшие барные стойки делались из древесины грецкого ореха; их продавала компания Brunswick-Balke-Collender, которая сегодня больше известна как производитель элитных столов для бильярда. За барной стойкой на стене размещалось длинное зеркало, позволявшее видеть, что происходит у вас за спиной, когда вы стоите и пьете. В первоклассных салунах, таких как Alamo в Абилине, Varieties в Додж-Сити, Gold Room в Шайенне или Doc Thayer’s Gold Rooms в Ньютоне, вы, скорее всего, обнаружили бы латунные плевательницы, которые также именовали куспидорами — по одной на каждых 4-5 человек, стоящих у бара, поскольку многие посетители жевали табак. В дальнем конце помещения можно было найти игровые и бильярдные столы и, возможно, достаточно места для танцпола и скрипичного оркестрика.

С самого начала эти заведения были известны тем, что в них подавали дешевое пойло — зачастую ядовитую смесь виски, табака, патоки и красного перца. Эта смесь носила различные названия: Forty Rod («Сорок ро́дов»), Tangle Leg («Нетвердая походка»), Tarantula Juice («Сок тарантула»), Coffin Varnish («Лак для гроба»), Taos Lightning («Таосская молния») или Bust Head («Головолом»). По словам одного из потребителей, «после стопки такого зелья колибри могла плюнуть в глаз гремучей змее».

Это пойло продавалось по 10 долларов за галлон, но, к счастью, его часто разбавляли водой, продавая порциями.

«Некоторые из этих напитков фронтира могли вызвать кровавый волдырь на сапоге из сыромятной кожи», — писал Рамон Адамс, техасский историк и непререкаемый авторитет в этой области.

Затем он добавлял: «Вызывает удивление, как такую жидкость держали под корковой пробкой. От трех порций у безрогой коровы выросли бы рога».

К счастью, как раз в то время, когда салуны стали вытеснять придорожные закусочные, на северо-востоке были достигнуты значительные успехи как в розливе алкогольных напитков по бутылкам, так и в их сбыте.

Например, Эдмунд Буз представил свой виски Old Cabin («Старая хижина») в прямоугольной бутылке в форме бревенчатого домика. Другие сорта виски — особенно популярным в то время был ржаной — поставлялись в бутылках со скругленным верхом, которые закрывались корковыми или причудливыми стеклянными пробками.

Наибольшей популярностью пользовались коктейли Cactus Wine («Кактусовое вино»), который готовили из текилы и пейотля, и Mule Skinner («Погонщик мулов») — смесь виски и ежевичного ликера. Эль и стаут, которые раньше можно было купить только из бочки, теперь разливали в керамические кувшины и подавали теплыми вплоть до 1880-х годов. Если вам хотелось выпить что-нибудь не такое крепкое, можно было заказать имбирный эль или напиток под названием High Mucky Muck («Важная шишка»), о вкусе которого мы можем только догадываться.

Вскоре быстро расширяющийся ассортимент спиртного пополнился тонизирующими напитками из аптек, такими как ежевичный бальзам доктора Б. Кендалла, горькие настойки Хостеттера или «Средство, регулирующее работу печени» доктора Симмонса, известное также как «друг ковбоя».

Согласно книге «Салуны Запада», «эти иногда слабоалкогольные зелья на основе корней растений, заявленные в качестве лечебных, широко рекламировались как очистители крови, афродизиаки, лекарства от распространенных кожных заболеваний, нарушений работы кишечника и других расстройств пищеварения, а также как средства, применяемые для лечения почек, мочевого пузыря и печени, для повышения аппетита, в случае "мужской слабости" и еще при множестве других квазимедицинских проблем, ограниченных только воображением бармена и доверчивостью его клиента».

Самой популярной карточной игрой на Западе был фараон, или фаро, — игра, в которой каждый участник выступал против дилера (или дома), сдававшего карты из одной колоды. В нормальных условиях игрок имел приличные шансы против дома, однако карты в ящике с колодой (или «башмаке») можно было легко подтасовать, что зачастую и происходило.

Другой популярной игрой был покер, для него использовали колоду из 20 карт, включавшую фигурные карты и десятки всех мастей; при этом раздавали все 20 карт на четверых игроков. На бильярдном столе играли в балклайн или трехбортный карамболь.

Бильярд с лузами в то время вышел из моды, а стрейт-пул изобрели только в 1910 году. В более крупных салунах можно было увидеть монте, кено, дартс и игральные кости.

Несмотря на популярность различных азартных игр, не все ковбои становились жертвами профессиональных игроков, карточных мошенников и акул бильярда. Тедди Блю вспоминал:

Больше всего в таких городках Тедди Блю привлекали женщины. На пике эры скотоводства ковбой мог встретить в салуне три типа «леди». На самом верху иерархии стояли «шарманщицы» (hurdy-gurdy girls) — профессиональные танцовщицы; обычно это были бедные, но приличные деревенские девушки из немецкой области Гессен, которые ездили по западным штатам и Канаде с сопровождающими.

Их можно было пригласить на танец, но не допускалось приставать к ним с домогательствами.

Если ковбоя интересовал секс, то перед ним открывался широкий выбор проституток любой ценовой категории. Самыми дорогими и лучше всего одетыми были девочки в борделе, которым управляла мадам, сама, как правило, бывшая проститутка. Средними по доступности были девочки из салунов, а самыми дешевыми и, судя по всему, наименее привлекательными — по крайней мере, по меркам ковбоев — проститутки, жившие в ветхих однокомнатных лачугах на окраинах города. Зачастую это были уже состарившиеся женщины или страдающие от алкоголизма и наркомании (они обычно употребляли лауданум — настойку опиума на спирте), а также женщины из этнических групп, считавшиеся менее сексуально привлекательными, например, китайские иммигрантки или представительницы коренного населения. В зависимости от уровня жрицы любви ее услуги могли обойтись ковбою в сумму от одного до пяти долларов.

Большинство проституток привозили на летний сезон из Сент-Луиса, Омахи, Чикаго и Сент-Пола. Другие перемещались из города в город, следуя за стадами на север, и находили работу в салунах везде, где только могли. Тедди Блю вспоминал:

Тедди Блю утверждал, что большинство ковбоев хорошо относились к таким женщинам, «лучше, чем некоторые мужчины к своим женам». В качестве примеров он приводил случаи, когда ковбои изгоняли из своих рядов тех своих собратьев, которые издевались над проститутками. Хотя, возможно, такие случаи и бывали, справедливости ради следует отметить, что Тедди Блю не слишком глубоко вдавался в бедственное положение этих женщин.

Многие «грязные голубки», средний возраст которых составлял около 23 лет, являлись «падшими» женщинами, которые либо были брошены любовниками или семьями, либо овдовели, остались без средств к существованию и не имели других способов заработать на жизнь. Другие, как случается и сегодня, были из неблагополучных семей или страдали от жестокого обращения в детстве.

Их работа была сопряжена со многими опасностями. Необходимость подчиняться прихотям мужчин, возможность насилия с их стороны, постоянная угроза заболеваний — и не только венерических, таких как сифилис, который в народе называли настоящим бедствием из-за слабых перспектив на излечение, или не менее распространенная гонорея. Одним из факторов риска был туберкулез, который часто означал смертный приговор.

Среди других рисков — беременность, почти всегда заканчивавшаяся опасным абортом. Резиновые презервативы получили широкое распространение в конце 1850-х годов, однако стоили довольно дорого — как и первые варианты противозачаточных диафрагм. Многие жрицы любви использовали для предохранения календарный метод и прерванный половой акт. По некоторым оценкам, 20 процентов из них беременели в тот или иной момент своей карьеры.

У проституток практически не было шансов на продвижение по социальной лестнице. Мало кто из ковбоев всерьез задумывался о женитьбе на них, да и, скорее всего, не мог себе этого позволить. Об уходе из профессии не могло быть и речи. Те немногие, кому удавалось выйти замуж, обычно связывали свою жизнь с владельцами салунов или сутенерами, которые их продавали.

Как писал Майкл Раттер в своей книге, посвященной истории проституции на Диком Западе, «работая в этой профессии, нельзя было рассчитывать на хорошую пенсию».

Свой «район красных фонарей» имелся в каждом из скотоводческих городков, которые возникали вдоль продвигавшихся все дальше на запад железных дорог. В Элсуорте — Ночвилл, в Уичито — район Делано, в Таскосе — Кантвилл.

Ковбои были не единственными виновниками появления всех этих пороков, легких денег и свободных нравов, которые так быстро испортили репутацию скотоводческих городков. Подобные вещи существовали и в шахтерских поселках. Конечно, все это подпитывалось коммерцией. Ведь именно в этих городах впервые заработал экономический механизм зарождающегося промышленного скотоводства Запада. Как пишет Уолтер Прескотт Уэбб в книге «Великие равнины», «если Абилин превосходил все впоследствии появившиеся "коровьи городки" по безнравственности, то он превосходил их и по предоставляемым услугам — услугам, связанным с обменом говядины Юга на деньги Севера». Во всех подобных городках лучшие гостиницы и салуны были переполнены: здесь появлялись не только покупатели скота, комиссионеры, предлагавшие ссуды под залог скота, различные посредники и спекулянты, но и железнодорожные агенты, готовые вести переговоры о тарифах на перевозку скота в вагонах. Кроме того, провести ночь в городе стремились владельцы ранчо, охотники, железнодорожные рабочие, туристы, журналисты, профессиональные игроки и просто местные жители. И, разумеется, особенно шумно и оживленно в таких городках было по вечерам.