Нефть, террор и бои на границах. Иран ищет новых союзников в Средней Азии. Почему это угрожает России?

Несмотря на удары Израиля и США по ядерным и военным объектам, Иран сохраняет позиции одного из ключевых игроков ближневосточного конфликта. Но санкционное давление и ограниченный доступ к международным рынкам вынуждают власти страны искать новых союзников. Так, Иран наращивает присутствие на постсоветском пространстве — от Южного Кавказа до Средней Азии. Насколько далеко он может продвинуться в экономике и политике региона и какие риски это несет для стратегических интересов России — в материале «Ленты.ру».

Братья персы

Для Ирана сотрудничество со странами Средней Азии имеет глубокие исторические корни — культурные, языковые и торговые связи, часть которых была утрачена в результате расширения Российской империи и последующей советской интеграции региона.

После распада СССР Иран пытался активизировать дипломатические и экономические контакты с новыми независимыми государствами, однако санкции США серьезно ограничивали возможности иранской экономики, особенно в энергетике. После выхода Дональда Трампа из ядерной сделки в 2018 году США вновь ввели жесткие ограничения, фактически отрезав Иран от международных рынков, включая нефтяные. Это резко снизило доходы страны и сузило ее роль как потенциального торгового партнера в регионе.

Сейчас этот вопрос стоит еще острее. В конце июля министр иностранных дел Ирана Сейед Аббас Арагчи прямо заявил в интервью Financial Times: вести диалог с европейскими странами не имеет смысла, поскольку они не могут снять санкции и не способны предложить иранской стороне «что-нибудь еще».

В Средней Азии Иран в первую очередь делает ставку на Таджикистан — единственную постсоветскую страну с персоязычным населением. Там живут миллионы людей, говорящих на языке, близком к фарси. Родство таджиков с иранцами, правда, спустя века стало довольно условным, и называть таджиков этническими персами не совсем корректно. Но для политтехнологов такие нюансы неважны.

Экономические связи между странами тоже заметны. В Таджикистане работает порядка 160 иранских компаний, и их число продолжает расти. Так, 1 июня 2024 года при совместных инвестициях частного капитала двух стран был открыт фармацевтический завод Darou Roz.

В мае представители Таджикистана и Исламской Республики Иран (ИРИ) обсуждали новые совместные проекты на экономическом форуме в Иране, который лично открывал президент Масуд Пезешкиан. Речь шла главным образом об инвестициях и логистике. В частности, Таджикистан подтвердил намерение создать свой логистический центр в иранском порту Чабахар. Этот глубоководный порт на побережье Оманского залива за последние годы превратился в один из ключевых узлов международной торговли в Азии, обеспечивая бывшим постсоветским республикам долгожданный выход к океану.

Что касается инфраструктуры, еще в 2010-е иранские подрядчики реализовали в Таджикистане знаковые проекты: проложили тоннель Истиқлол (Анзобский) между столицей Душанбе и вторым по величине городом Худжандом и построили гидроэлектростанцию «Сангтуда-2».

В прошлом году страны подписали соглашение о безвизовом режиме на срок до 30 дней — правда, пока он действует лишь для авиаперелетов.

Стоит напомнить, что в прошлом отношения двух государств переживали серьезные кризисы. Иран оказывал поддержку Объединенной таджикской оппозиции во время гражданской войны 1992-1997 годов и впоследствии предоставил убежище некоторым ее лидерам. Теперь, впрочем, обе стороны предпочитают об этом не вспоминать.

Афганский вопрос

Сотрудничество Ирана с Таджикистаном развивается и в военной сфере: в 2022 году в Душанбе открылся завод Ababil-2 по производству иранских БПЛА.

Начальник Генерального штаба Вооруженных сил Ирана генерал Мохаммад Бокири назвал это «поворотным моментом в военном сотрудничестве двух стран».

Этот шаг закономерно вписывается в общий тренд двусторонних отношений: Таджикистан — единственная страна региона, где аккредитован иранский военный атташе. А Корпус стражей исламской революции (КСИР) регулярно заявляет о готовности сотрудничать с таджикской стороной в области военно-инженерной и военно-медицинской подготовки кадров, связи и электроники.

В Таджикистане, возможно, были бы не прочь рассчитывать на военную поддержку Ирана в случае конфликтов с соседями, которые тлеют десятилетиями. Однако вероятность такого сценария невелика: у двух стран нет общей границы.

Для Ирана же стратегическое значение партнерства с Душанбе заключается в другом. Таджикистан служит ключевым форпостом на границе Средней Азии с Афганистаном протяженностью около 1400 километров — на 200 километров больше, чем граница между Россией и Белоруссией. В Афганистане, по разным данным, таджики составляют от 27 до 56 процентов местного населения.

Таджики Северного Афганистана исторически противостоят талибам, большинство которых из народа пуштунов. Бои между ними шли десятилетиями и прекратились лишь в 2021 году, когда пришло к власти движение «Талибан», а предводитель таджикского Панджшерского сопротивления Ахмад Масуд бежал за границу.

В те же дни афгано-таджикские отношения оказались на грани вооруженного конфликта. Талибам не понравилось, что Таджикистан оказывал поддержку Панджшерскому сопротивлению — как минимум дипломатическую. Апогеем противостояния стал военный парад на таджикско-афганской границе, в городе Хорог, который 30 сентября 2021 года принял лично президент Таджикистана Эмомали Рахмон.

В Таджикистане опасались вторжения южных соседей в Горно-Бадахшанскую автономную область: некоторые лидеры талибов открыто называли эту автономию частью «Исламского Эмирата Афганистан».

В октябре 2021-го талибы действительно перебросили к границе несколько батальонов, а в Министерстве иностранных дел России фиксировали стягивание войск с обеих сторон. Однако дальше демонстрации силы дело не пошло: российская сторона призвала найти мирные пути урегулирования конфликта, и противники постепенно разошлись по своим рубежам. Тем не менее талибы обвинили Эмомали Рахмона во вмешательстве во внутренние дела Афганистана и критиковали его за «недостаток демократии» в Таджикистане.

Отношения Ирана с талибами исторически тоже напряженные. На их общей границе периодически льется кровь. Так, 1 декабря 2021 года отряд талибов атаковал иранские пограничные посты, несколько человек погибли. Инцидент постарались замять, однако в мае 2023-го в тех же местах столкновения повторились, и жертв было еще больше — дело дошло до перестрелки и артиллерийских ударов.

Прямой конфронтации у Ирана с талибами, впрочем, нет. Одни пуштунские группировки настроены к Ирану дружелюбно, другие открыто враждебны, но у двух стран есть и общие интересы — в первую очередь в нефтяной торговле. Правительство талибов еще в 2022 году заключило контракт на импорт 350 тысяч тонн нефти из Ирана, чтобы стабилизировать цены на топливо.

Одновременно Иран заинтересован сдерживать влияние Афганистана в регионе, особенно если третьи страны пытаются развивать логистические проекты через афганскую территорию в обход существующих маршрутов через Иран.

Рупор шиизма

В апреле 2021 года Иран и Таджикистан создали совместный военный комитет по координации усилий в борьбе с терроризмом. Главным врагом иранских аятолл в исламском мире остается «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, террористическая организация, запрещенная в России).

Подобные примеры были на Ближнем Востоке: во время конфликтов в Ираке в 2000-2010-х годах Иран интегрировал своих ставленников в поддерживаемые иракским правительством силы народной мобилизации (ополчение «Хашд аш-Шааби»), противостоявшие ИГИЛ.

В Средней Азии шиитов насчитывается лишь около одного процента населения (по некоторым оценкам и того меньше), только в Таджикистане их доля составляет от трех до пяти процентов. База для конфессионального влияния невелика, но не стоит забывать о тех самых «родственных связях» — причем не только с Таджикистаном. Таджиков много и в Узбекистане — по официальной статистике — 4,8 процента, а по экспертным оценкам — 25-30 процентов населения.

При этом в регионе продолжают набирать силу радикальные движения. Вербовку сторонников ведет, например, группировка «Исламское государство Хорасан» (ИГ-Х, также известная как «Вилаят Хорасан» — террористическая организация, запрещенная в России), которая претендует на территории в Иране и странах Средней Азии. Именно она, напомним, взяла на себя ответственность за теракт в московском комплексе «Крокус Сити Холл» в марте 2024 года, жертвами которого стали 149 человек.

Иран стремится закрепиться в региональных контртеррористических структурах и инициативах, в том числе через совместные планы действий, предполагающие участие страны как партнера в борьбе с экстремизмом, — например, в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Слово и дело

В последние годы Иран проявляет интерес не только к Таджикистану. После того как в 2022 году западные страны ввели санкции против России, последовал масштабный передел транспортной логистики в прикаспийском регионе. Менее чем за месяц — с мая по июнь 2022 года — Иран посетили президент Таджикистана Эмомали Рахмон, а также президенты Туркмении и Казахстана Сердар Бердымухамедов и Касым-Жомарт Токаев. В результате были подписаны торговые контракты и меморандумы в сфере транспорта и транзита.

Правда, многие соглашения Ирана со странами региона пока остаются лишь декларациями о намерениях. Еще в ходе среднеазиатского турне 2016 года тогдашний президент Ирана Хасан Рухани объявил о планах создать единую сеть железных дорог с Казахстаном, Туркменистаном и Таджикистаном, но эти планы до сих пор не реализованы.

Тем не менее взаимодействие с Ираном отвечает интересам среднеазиатских стран, прежде всего для транзитной торговли с экономическими сверхдержавами — Россией, Китаем и Индией. Сейчас для этого существуют два действующих, хотя и требующих серьезного развития, маршрута через Каспийское море:

• международный коридор «Север — Юг», соединяющий порты на юге Каспия (включая иранские) и Россию с Пакистаном и Индией;
• транскаспийский международный транспортный маршрут, ведущий из Китая в Европу через Среднюю Азию в обход России.

Некоторые эксперты рассматривают эти проекты как конкурирующие, но любой логистический маршрут — это конструктор из отдельных отрезков, сеть с множеством точек входа и выхода, предполагающая участие многих игроков. Например, участок пути, который сейчас строится между Азербайджаном и Турцией в рамках транскаспийского маршрута, одновременно будет частью коридора «Север — Юг», а проектируемая железная дорога из Азербайджана в Нахичевань напрямую соединит Иран с Россией.

«Чем больше маршрутов, тем больше вариативности. Мы уже сейчас видим, что часть логистических компаний пользуется такой возможностью. Инфраструктурный каркас региона усилился, эти два больших проекта помогают друг другу развиваться», — сказал в беседе с «Лентой.ру» заведующий сектором Центральной Азии ИМЭМО РАН Станислав Притчин.

Тем более что речь идет и о транзите энергоресурсов. Иран здесь тоже имеет свои интересы: страна богата углеводородами, но ее северные регионы удалены от основных мест добычи, поэтому импорт нефти из Средней Азии обходится гораздо дешевле, чем транспортировка своего сырья через всю страну. Иранская нефть, в свою очередь, важна для внешних игроков — в первую очередь для Китая, который остается главным ее покупателем.

При этом в последнее время Иран заметно развивает отношения со странами региона и по другим направлениям:

• вместе с Казахстаном работает над расширением восточного крыла международного транспортного коридора «Север — Юг»; двусторонняя торговля выросла на 33 процента, обсуждается аграрная кооперация и научный обмен;
• иранский бизнес объявил о намерении инвестировать около 42 миллионов долларов в логистический центр и узбекско-иранский торговый дом в приграничном с Киргизией городе Кувасай;
• Иран предложил узбекскому бизнесу вложиться в строительство терминала и логистического центра в порту Шахид Раджаи;
• иранские горно-металлургические компании заявили о планах увеличить экспорт стали и медной продукции; обсуждаются инвестиции в металлургические предприятия в Узбекистане;
• в феврале Туркмения заключила соглашение с Турцией о поставках природного газа через территорию Ирана, усилив роль страны как энерготранзитного узла.

Конкуренты и неудачи

Однако пока ни в экономике, ни в силовом сотрудничестве страны региона не находятся под влиянием соседа в той степени, как того хотелось бы Ирану.

Данные по Туркмении разнятся: согласно официальной туркменской статистике, объем торговли с Ираном в 2023 году превысил 2,1 миллиарда долларов, тогда как по информации иранской таможни за восемь месяцев он не достиг и 0,4 миллиарда. В любом случае реальный показатель вряд ли намного выше двух миллиардов.

Для сравнения: торговый оборот России со странами Средней Азии в 2023 году превысил 44 миллиарда долларов.

В политической плоскости интересы стран тоже расходятся. К примеру, в разгар войны в секторе Газа Иран потребовал от членов Организации исламского сотрудничества (ОИС) немедленно разорвать отношения с Израилем, но это не получило поддержки у центральноазиатских членов ОИС. Будучи географически далекими от Ближнего Востока, государства региона не хотят ссориться с Израилем.

По словам заведующего сектором Центральной Азии ИМЭМО РАН Станислава Притчина, при президенте Хасане Рухани Иран предпринял серьезные шаги по развитию бизнес-миссий в регионе, однако сейчас его нельзя рассматривать как крупного партнера, готового делать значимые политические заявления и выступать с инициативами.

Эксперт напомнил, что во время недавних бомбардировок Ирана, предпринятых Израилем и США, среднеазиатские правительства ограничились словами осуждения в адрес Израиля, но каких-либо серьезных шагов в поддержку Ирана с их стороны не последовало. По мнению Станислава Притчина, одна из причин заключается в довольно низком уровне экспертизы по Ирану в странах Средней Азии. «Да и у Ирана экспертный уровень примерно на том же уровне», — добавляет он.

Вместе с тем обе стороны стремятся сгладить прежние противоречия. В  частности, Иран активно представляет свои порты для выхода среднеазиатских стран к морю. «Но для этого необходимо подтянуть всю сопутствующую инфраструктуру и строить железные дороги внутри Ирана, потому что их пропускной способности недостаточно», — полагает эксперт.

Попытки Ирана найти союзников в регионе — пока не угроза для России и Китая, а скорее стратегическое пересечение интересов. Иран действует преимущественно в сферах логистики, торговли и культурно-конфессионального влияния, где его цели часто совпадают с российскими и китайскими или дополняют их.

Помимо Китая, который широким фронтом идет в регион со своей инициативой «Один пояс, один путь», здесь присутствует и Турция с ее пантюркистскими идеями. И не только идеями — благодаря новым маршрутам через Каспий Турция наращивает свое торговое присутствие. К тому же, в отличие от Ирана, она не находится под западными санкциями, поэтому при прочих равных значительная часть бизнеса в Средней Азии предпочтет сотрудничество с турецкими партнерами.

Впрочем, лозунги пантюркизма, равно как и идеи шиитского мира, мало интересны жителям Средней Азии. А вот «большого брата» как торгового партнера здесь рады видеть с любой стороны — регион издавна жил торговлей. В Средней Азии не забыли и о помощи, которую Иран оказал в разгар пандемии COVID-19, поставляя дефицитные ресурсы.

При этом у Ирана остается узкая специализация в реализации проектов в регионе. Главные акценты — порт Чабахар, нитки транспроекта «Север — Юг» и исламская дипломатия.