«Они не остановятся» Почему в ЕС готовятся к большой войне с Россией и можно ли ее избежать?

Европейский союз (ЕС) все чаще старается говорить единым голосом о конфликте на Украине: лидеры стран участвуют в переговорах президентов США и Украины Дональда Трампа и Владимира Зеленского, выдвигают совместные инициативы. Одновременно европейские политики запускают масштабные программы перевооружения и предупреждают о риске войны с Россией в ближайшие годы. Но внутри объединения сохраняются серьезные разногласия: одни страны не хотят поддерживать Украину и готовиться к войне, другие критикуют отсутствие прогресса в развитии ЕС. О причинах кризиса в Европейском союзе, проблемах в отношениях с Россией и возможных путях их преодоления «Ленте.ру» рассказала немецкий политолог и политический философ, основатель и директор Европейской лаборатории демократии Ульрике Геро.

«Лента.ру»: Почему лидеры Европейского союза все чаще делают совместные заявления, касающиеся Украины, а не выступают поодиночке?

Ульрике Геро: Сложно определить, кто сегодня говорит от лица ЕС. Формально это должна быть глава Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен. Но, например, на переговорах с президентом США Дональдом Трампом в Вашингтоне 18 августа присутствовали не только представители Европейского союза: там были генеральный секретарь НАТО Марк Рютте и премьер-министр Великобритании Кир Стармер, хотя его страна уже вышла из объединения.

При этом представители альтернативной точки зрения — премьер-министры Венгрии и Словакии Виктор Орбан и Роберт Фицо — не были приглашены. Получается, что это не делегация ЕС. Но если посмотреть на динамику внутри Европейского союза, то видна особая позиция по украинскому вопросу не только у Венгрии и Словакии: страны Южной Европы скептически относятся к прогнозам о вооруженном конфликте с Россией в ближайшие годы.

Что эта тенденция значит для превращения Европы в «сверхгосударство»?

Для начала давайте разграничим Европейский союз и Европу. Я не хотела бы видеть «сверхгосударство» в виде нынешнего технократического ЕС.

ЕС — это не Европа. Это лишь политическая формация части Европы. Даже если приравнять ЕС к Европе, остаются вопросы — например, принадлежит ли к Европе Турция, которая пытается вступить в объединение.

Вы говорите о «сверхгосударстве», но давайте отбросим приставку «сверх-». Мы же говорим о России, США или Китае как о государствах, а не «сверхгосударствах».

Но разве ЕС не является такой сущностью?

Граждане разных стран ЕС находятся в разных правовых системах, и это напрямую влияет на институты объединения. Европа не способна организоваться в вопросах внешней политики, и это толкает нас к шовинизму, прежде всего по отношению к России.

Более того, если мы говорим о подлинно демократической, республиканской, нейтральной Европе, то речь должна идти о постатлантической Европе. Именно такая Европа и должна появиться — где элиты не будут откровенно промытыми и полностью ориентированными на США.

Если ЕС приравнивает себя к Европе, почему он считает безопасность Украины частью своей безопасности?

Вспоминаются слова австрийского публициста Карла Краусса, сказанные в начале 1930-х годов: «Когда фондовый рынок и СМИ призывают к войне, политики точно пойдут на войну». Мы видим рост акций концерна Rheinmetall и долгосрочные программы перевооружения в странах ЕС. Эта война не остановится, пока европейские политики не подпишут все нужные им контракты.

Сложно сказать, верят ли европейские политики в собственные слова. Вероятно, они просто оказались в пузыре и не воспринимают критические аргументы.

Приведет ли упор на военный потенциал к созданию единой европейской армии?

Возникает главный вопрос: а кто будет распоряжаться этой армией — Европарламент или национальные парламенты?

Например, я уверена, что решение об отправке войск на Украину примет не Европарламент и не Урсула фон дер Ляйен. Подчеркну: речь не о вооружении, ведь армии стран ЕС вполне совместимы с армиями НАТО.

Суверенитет — это ответ на вопрос «кто решает». А так как ЕС не способен ответить, кто именно решает — Европарламент, Совет ЕС, Еврокомиссия или страны-члены, — у него не появится и реальной силы для создания единой армии.

Поэтому я и говорю о европейской республике. Можно ли создать единую европейскую армию без единого государства? И кто тогда будет ею управлять?

Может ли нынешний Европейский союз достичь собственной стратегической автономии?

Я бы выделила три ключевые сферы, определяющие суверенитет в современном мире: экономика, безопасность и развитие технологий (включая искусственный интеллект).

Экономика: ЕС не пытается оспаривать гегемонию доллара, в отличие от БРИКС.

Безопасность: ресурсы Евросоюза фактически привязаны к НАТО.

Технологии: ЕС зависит от корпораций GAFA (Google, Amazon, Facebook (запрещенная в России соцсеть; принадлежит корпорации Meta, которая признана в РФ экстремистской и запрещена), Apple). О компаниях в сфере ИИ вроде Palantir даже не приходится говорить.

Как Европа реагирует на перспективу конфронтации с США после прихода к власти Дональда Трампа?

Элиты ЕС оказались в когнитивном диссонансе из-за своего атлантизма. Европейский союз попал в сложную ситуацию и вынужден взаимодействовать с Дональдом Трампом, который хочет закончить прокси-войну против России. При этом зависимость от США в ключевых сферах политики сохраняется.

Но пока европейские политики и СМИ ограничиваются заявлениями о «хаотичном» и «глупом» Трампе. Удобно так рассуждать, когда не пытаешься осмыслить статус де-факто вассала США!

Что стоит за спорами между администрацией Дональда Трампа и элитами ЕС по вопросу демократии?

Настоящий раскол пролегает не между США и Европейским союзом. Это раскол между атлантическими элитами и сторонниками Трампа, включая популистские партии в Европе.

Трампа поддерживает половина европейцев, но почти половина американцев не считает его своим президентом. Значительная часть западных обществ расколота: богатые регионы против бедных, народ против элит, мигранты против коренного населения.

Сейчас можно даже говорить о правовой войне: когда заканчиваются политические аргументы, атлантические элиты просто пытаются посадить оппонента в тюрьму. Это едва не произошло с Дональдом Трампом и фактически произошло с Марин Ле Пен. Власти Германии также пытаются запретить «Альтернативу».

Как на ситуацию с демократией на континенте повлиял рост евробюрократии?

Сначала Европейский союз был политическим проектом, сейчас — технократической структурой с авторитарными тенденциями. ЕС не издает законы, он спускает директивы государствам-членам. Во многом это работает через связку ЕС и НАТО. Швеция и Финляндия были вынуждены вступить в альянс, сейчас речь идет об Австрии.

При этом выход из ЕС фактически невозможен из-за контроля евро Европейским центральным банком (ЕЦБ). Великобритания могла пойти на Brexit, но у Венгрии, Франции и даже Германии такой возможности нет.

Эта бюрократия — все, что у нас есть, и мы даже не понимаем, на каком уровне бороться с этой системой. Вот почему мы застряли в бюрократической структуре, которая оказалась еще и авторитарной. И, что трагичнее всего, никто не может найти из нее выхода.

Как повлиял на нынешнюю ситуацию провал референдума о единой европейской Конституции ровно 20 лет назад? Вы назвали его ключевым моментом в истории ЕС...

Я не утверждаю, что Конституция ЕС была идеальной — в ней уже было слишком много неолиберальных элементов, но ее принятие стало бы символом объединения Европы.

В 1990-е — начале 2000-х годов я работала научным советником бывшего президента Европейской комиссии Жака Делора, сделавшего немало для создания ЕС, а также в Немецком обществе внешней политики при Министерстве иностранных дел Германии.

Оглядываясь назад, я вижу, что интеллектуальный уровень дискуссии в 2003-2005 годах был на порядок выше нынешнего. Это отражалось и на качестве отношений с Россией.

Почему это важно? Сейчас большинство граждан стран ЕС недовольны планами по подготовке к войне с Россией. Представьте, что это значило бы для единого государства.

Когда политики Европейского союза стали считать Россию угрозой?

Поворотным моментом стала Мюнхенская речь президента России Владимира Путина в 2007 году.

Я находилась в зале во время выступления и на следующий день была очень удивлена статьями немецких СМИ. Моя первая реакция была: «Неужели я слушала какую-то другую речь?»

Предпосылки появились чуть раньше: можно вспомнить работу США с европейскими элитами после вторжения в Ирак. В США видели социологические опросы и антивоенные митинги в европейских странах, и это не могло не вызвать недовольства.

Еще один важный момент: ЕС оказался не готов к волне расширения в 2004 году и не осознал этого. Атмосфера изменилась из-за десяти стран Восточной Европы с их опытом коммунистических режимов и ориентацией на США.

Личные травмы элит «новой Европы» напрямую определяют отношения с Россией. Например, глава евродипломатии Кая Каллас выражает претензии России из-за истории своей семьи в сталинские времена. Это проявляется и в конфликте на Украине: локомотивами политики ЕС стали Польша и страны Прибалтики.

Вы говорите о психологических травмах, но есть ли выход из этой ситуации?

Европе необходимо проговорить все эти коллективные травмы, чтобы появился шанс на будущее. Например, Эстония скажет: «Наша травма — эпоха Иосифа Сталина», Испания ответит: «А наша травма — эпоха Франсиско Франко».

Я не отрицаю коллективные травмы, о которых говорит Восточная Европа. Но их нельзя абсолютизировать и распространять на весь континент. Как по мне, это единственный способ преодолеть русофобию, которая, увы, есть и в немецком обществе.

Почему Венгрия и Словакия стали главными оппонентами евробюрократии внутри ЕС?

Существует три клише, определяющих современную западную мысль: поддержка атлантизма, Израиля и капитализма. Однако при этом многие популистские партии занимают достаточно системные позиции: та же «Альтернатива для Германии» частично ориентируется на США и разделяет либертарианские взгляды.

Виктор Орбан и Роберт Фицо выражают скепсис в отношении политики НАТО и проводят более социальную политику в интересах граждан своих стран. При этом венгерский премьер явно поддерживает Израиль — по одному из трех вопросов он все же не в оппозиции.

Что может изменить нынешний баланс сил внутри ЕС?

Венгрия и Словакия могут блокировать решения в сфере подготовки к войне, но что еще они могут сделать? Это тупиковая стратегия.

Невозможно вечно оставаться в сценарии, где есть доминирующий нарратив и отдельные страны, блокирующие решения. Это может быть эффективной тактикой, но не стратегией будущего.

Для сравнения: премьер-министр Италии Джорджа Мелони поддерживает деликатное равновесие. Она занимает более умеренную позицию по отношению к России, чем большинство политиков ЕС, она достаточно четко осудила действия Израиля в Газе и, как и другие популисты, выступает за государственное вмешательство.

Джорджа Мелони заключила очень интересную сделку с системой, чтобы проникнуть внутрь нее. Такой подход стоит осмыслить.

Как будет развиваться Евросоюз в будущем? Какие вы видите сценарии?

Официальный сценарий очевиден: Европейский союз готовится к войне с Россией в 2029 году, на его реализацию потрачено слишком много ресурсов.

Моя надежда и работа — противодействие этому плану. Но это вряд ли возможно: за эскалацией напряженности стоит слишком большая организационная мощь.

Самый большой страх — это выход из конфликта на Украине Дональда Трампа, потерявшего терпение. Он легко может сказать: «Я заключил нужные мне сделки, пусть Европа ведет свои дела сама».

Прогнозировать сценарии сложно из-за множества взаимодействий между политиками. К тому же европейские общества сейчас нестабильны.

Вы ранее говорили о «трансатлантической гражданской войне». Она может перейти из «холодной» в «горячую»?

Никто не может желать гражданской войны. Гражданская война — это когда тебя отрывают от корней и ты, по сути, выступаешь против соседа. Это совершенно другой психологический аспект.

Однако мы видим в европейских странах мигрантов из Сирии и Украины, переживших конфликты в своих странах. Будут ли они защищать флаг Франции или Германии, служить в единой европейской армии? Однозначно нет.

Благодаря чему в Европе могут вновь появиться такие политики, как Шарль де Голль или Жак Делор, о котором вы уже упоминали? Мы можем вспомнить, что все они видели войну своими глазами...

Нам всем, включая меня, для начала необходимо переосмыслить историю последних десятилетий.

Новое поколение европейцев и россиян должно переосмыслить историю наших отношений, чтобы понять, можно ли их исправить и возможна ли нейтральная Европа. Европейцам это поможет предложить новый проект будущего.

Слова создают реальность. Если мы будем говорить о новой, нейтральной Европе в старых терминах, мы не сможем воплотить ее в реальность.

Какой проект будущего вы предложили бы Европе?

Я бы назвала его «Европа-2049». Выбор даты неслучаен: современный мировой порядок во многом зародился с созданием НАТО в 1949 году. Европейцам необходимо переосмыслить мир в ближайшие годы, так как у ЕС сейчас просто нет проекта будущего.

Россия прекрасно осознает важность нейтралитета Европы: еще в 1952 году Сталин предлагал Западу проект единой и внеблоковой Германии.

Конечно, это не должно быть задачей для русских интеллектуалов, но вопрос будущей формации Европы — это в том числе вопрос будущего для России.

Что может изменить отношение европейских элит к России?

Проблема кроется в отношении к России западных СМИ — это влияет в том числе и на молодежь. К сожалению, это уже проявилось в сфере культурного обмена.

Отличие США от России в том, что, к счастью или к сожалению, Россия не стремится к взаимодействию. США по-прежнему располагают множеством образовательных и культурных программ по привлечению молодежи. При этом большинство европейцев никогда не были в России и не имеют о ней никакого представления.

Это не потребует слишком больших денег. Всего лишь хороший фонд и несколько миллионов долларов действительно помогут развитию, а все остальное умные люди сделают сами.

Может ли в будущем возродиться идея Европы «от Лиссабона до Владивостока»?

Вопрос, стоит ли возрождать эту идею: мир сильно изменился за последние 30 лет. Мы переходим от Pax Americana, гегемонии США, к многополярному миру. Если «общий дом» от Лиссабона до Владивостока может стать частью многополярного мира, по крайней мере у нас будет повод для дискуссии.

Но нужно отдать должное Михаилу Горбачеву, который предложил эту мечту. Я верю в мечты и утопии.

Это задача прежде всего для молодого поколения.