«Все началось внезапно» Рождение чудовища: как мир проспал приход Гитлера к власти?

В 2025 году исполняется 80 лет не только со Дня Победы, но и с начала Нюрнбергского процесса, по итогам которого были вынесены приговоры главным преступникам гитлеровской Германии. Тогда казалось, что с нацизмом, борьба против которого унесла жизни миллионов людей, покончено навсегда. В 2025 году очевидно, что эти надежды были преждевременными: крайне правые набирают влияние во многих странах, а в некоторых и вовсе оказываются у власти. «Лента.ру» совместно с Национальным центром исторической памяти при президенте РФ начинает цикл материалов проекта «Без срока давности», посвященного преступлениям нацизма. В первом тексте — история появления на свет этой бесчеловечной идеологии.

Пункт назначения — смерть

В январе 1945 года войска 1-го Украинского фронта подошли к Освенциму. До этого уже были освобождены концлагеря Майданек, Белжец, Собибор и Треблинка, но привыкнуть к тем жутким, чудовищным картинам, что открывались взору советских солдат на этих фабриках смерти, было все равно невозможно.

Первыми на глаза освободителям попались железнодорожные рельсы. Проложенные под сторожевой башней, они вели к лагерному крематорию. По этой дороге из разных уголков оккупированных нацистами территорий ежедневно приходили поезда с обреченными на гибель. Большинству из них было суждено умереть уже в первые дни пребывания в Освенциме.

Администрация лагеря, зная о приближении Красной армии, заранее остановила работу газовых камер и крематориев. Но воздух был отравлен испарениями трупного яда. В нем сохранялась взвесь частиц пепла, и отчетливо пахло горелым мясом. Многие солдаты не могли сдержать рвотных позывов — увиденное дополнялось запахами и стонами, хрипами и воплями выживших.

Некоторых узников под конвоем СС успели отправить с территории Польши в Германию — в пеших походах, унесших сотни жизней, потому их назвали «маршами смерти». Нацисты были мастерами эвфемизмов, вот и под пресловутой эвакуацией узников скрывался несложный способ их уничтожить вне концлагерей и подальше от глаз наступающих войск союзников. Самые слабые и измученные заключенные были брошены в лагере и, благодаря этому, сумели выжить. Шесть тысяч человек выглядели, как живые трупы, и не могли понять, что происходит. Те, у кого еще оставались силы передвигаться, либо бросались обнимать спасителей, либо шарахались от них — вид человека с оружием, в какой бы он ни был форме, вызывал у них панику. Кошмар массовых убийств остался позади, но для выживших начался новый этап борьбы за жизнь. Многие из них навсегда подорвали здоровье, другие умерли во время лечения и реабилитации, а сумевшие спастись должны были найти в себе силы жить дальше, обретя чудовищный, непредставимый для нормального человека опыт пребывания в аду. Реабилитацию их проводили те же военврачи под руководством Маргариты Жилинской, которые спасали от дистрофии ленинградцев-блокадников.

Часть складов, где хранились тонны конфискованных у узников вещей, нацисты подорвали. В тех, что уцелели, советские солдаты обнаружили 1,2 миллиона мужских и дамских костюмов, 43,3 тысячи пар обуви, 13,7 тысячи ковров, неисчислимое множество зубных щеток и кисточек для бритья, а также других мелких предметов домашнего обихода и… более 6 тысяч килограммов человеческих волос. «Фабрика смерти» одновременно была и гигантским центром ограбления, конфискации всего, что могло нести хоть какую-то ценность.

Гитлер запустил механизм массового уничтожения почти сразу после своего прихода к власти в 1933-м. В его «арийском раю», место было уготовано не всем. Первый концлагерь был открыт уже в первые месяцы нацистского режима — для коммунистов и других политических противников нового режима. Евреев ждала судьба еще более изощренная: их последовательно лишили прав, а затем и имущества, начали выдавливать из страны. Под гонения на них уже в 1935-м подвели юридическую базу в виде Нюрнбергских расовых законов. В 1942 году нацисты разработали план «окончательного решения еврейского вопроса», и начался геноцид невообразимых масштабов.

С 1933 по 1945 год нацисты построили 14 тысяч мест массового заключения, истязаний и убийств , через которые прошло не менее 18 миллионов человек. Более 11 миллионов погибли. Каждый пятый из них был ребенком, а больше всего жертв адской системы советскими гражданами (относительно общей численности народа сильнее всего пострадали евреи из разных стран). Другого такого институционального, превратившегося в политику целой страны культа убийств история человечества не знала ни до, ни после Гитлера. Но за счет чего фюрер пришел к власти и была ли точка, в которой история могла бы пойти по другому, менее трагическому пути?

Парадокс «пивного путча»

Главный редактор католического журнала «Прямой путь» Фриц Герлих относился к тем немногим, кто еще в самом начале 1920-х с интересом наблюдал за потугами Гитлера сделать популярной малочисленную нацистскую партию (НСДАП). Поначалу журналиста даже захватывал кураж, который нацисты привнесли в политическую жизнь Германии. Но к ноябрю 1923-го он окончательно убедился в том, что эти дерзкие смутьяны общественного порядка в состоянии направить страну лишь к катастрофе.

Именно в ноябре 1923-го (по примеру Муссолини, устроившего свой «марш на Рим» осенью 1922 года) Гитлер впервые сделал попытку захватить власть. Не обладавший ни достаточным политическим весом, ни поддержкой населения, вождь НСДАП решил, что компенсировать это можно участием авторитетного генерала Первой мировой войны Эриха Людендорфа, увидевшего в ораторе и горлопане Гитлере союзника по борьбе с ненавистной Веймарской республикой.

В этот вечер в зале, рассчитанном почти на две тысячи человек, собрались все «сливки» политической жизни Мюнхена. За центральным столиком обедал комиссар региона Густав фон Кар, командующий местной армией генерал Отто фон Лоссов и начальник полиции Ханс фон Зайсер. На этих троих держалась вся власть в Баварии, и, когда Гитлер предложил им поддержать путч, они рассмеялись наглецу в лицо. Журналист Фриц Герлих располагался за одним из ближайших столиков и увидел этот отказ воочию.

Оскорбленный Гитлер достал револьвер, запрыгнул на стол и выстрелил в потолок. Он закричал:

Гитлер пригрозил собравшимся якобы установленными на крыше пивной пулеметами — и от такого наглого блефа перешел к сумасбродным декларациям, объявив низложенными не только правительство Баварии, но и власть всей Веймарской республики. Триумвират Кара, Лоссова и Зайсера, напуганный и лишенный возможности вырваться на улицу, согласился со всеми требованиями бунтаря.

Эта поддержка оказалась мнимой уже на следующий день. Когда Гитлер повел путчистов на штурм военного министерства Баварии, Кар отдал команду встретить мятежников огнем. Гитлеру и Людендорфу пришлось вести толпу из нескольких тысяч сторонников в бой. Жившие в центре города мюнхенцы увидели под своими окнами настоящую гражданскую войну. Бунтовщиков встретили организованные полицейские отряды. Началась перестрелка, в которой погибли шестнадцать путчистов, а большинство остальных были задержаны. Людендорфа, стрелять в которого полицейские не посмели, арестовали на месте. Сам Гитлер бежал, но два дня спустя тоже был арестован и предан суду. В газетах высмеивали путчистов, называли Гитлера «политической обезьяной» и считали, что его карьера закончилась. Ликовал и Фриц Герлих, после путча возненавидевший нацистов всей душой.

Герлих присутствовал на суде над путчистами, и ход заседаний вызывал у него омерзение. Гитлер ухитрился превратить суд о проигранной им попытке государственного переворота в собственный триумф. В страстных, убедительно звучавших речах он заявил, что не стремился к личной выгоде и мечтал лишь о спасении родной страны, хотя в действительности он родился в пограничном австрийском городке.

Судью, очевидно, эти аргументы разжалобили, и он приговорил Гитлера всего к девяти месяцам в комфортабельных условиях Ландсбергского замка. Людендорф и вовсе был оправдан — суд учел его заслуги на фронтах Первой мировой. Фриц Герлих рвал на себе волосы от досады и поклялся до конца своей жизни делать все, что можно, чтобы не допустить прихода нацистов к власти.

Гитлер вышел на свободу в 1924 году — таким популярным, каким до путча даже не надеялся стать. В его руках была рукопись «Майн кампф» (признана в России экстремистским материалом), написанная им в стенах Ландсбергского замка. Вскоре эта книжица станет «библией нацизма», а слова о том, что «нужно расчистить место для германской нации», будут звучать на всю страну — и этой стране придутся по душе.

Его вдове прислали написанное им в застенках прощальное письмо и разбитые, заляпанные кровью очки. А чудовище по имени Адольф Гитлер было уже не остановить. Ряды его партии пополнялись невероятными темпами, и число жертв его политических амбиций росло в геометрической прогрессии. Надежды на то, что нацистов можно остановить, надолго остались тогда же, в кровавом мареве ноября 1923 года.

«То, что Германия рождает Гитлера, доказывает ее жизнеспособность»

В сентябре 1923 года, всего за пару месяцев до Пивного путча, в баварском городе Байройт у Гитлера состоялась важная личная встреча. О будущем фюрере тогда еще почти никто не знал, авторитетом он пользовался преимущественно среди таких же политических маргиналов и авантюристов. Гитлер прибыл в Байройт неслучайно, ведь там покоился дорогой его сердцу композитор Рихард Вагнер, знаковые для которого места вождь НСДАП посетил, не скрывая от окружающих трепета.

Но встречей с духом Вагнера Гитлер не ограничился. Его представили Хьюстону Стюарту Чемберлену, который был женат на дочери композитора Еве Марии. Британский публицист, философ и отъявленный расист к тому времени уже окончательно осел в Германии — именно ее он видел колыбелью арийской цивилизации, какой погрязшая в колониальных заботах Британия стать, по мнению Чемберлена, уже не могла.

Парализованный старик едва ли смог разглядеть посетителя, но почувствовал исходившие от того напор и энергию. Неделю спустя Хьюстон Чемберлен напишет Гитлеру и в своем письме наречет его «спасителем великой германской нации». Назвав его человеком творческим и оценив силу его воли, Чемберлен резюмирует:

Столь лестная похвала, конечно, не могла стать первопричиной «пивного путча», но, вероятно, придала решимости еще нестабильному, полному противоречивых идей вождю. Современники отмечали, что до того, как превратиться в зверя, Гитлер отличался нерешительностью и замкнутостью. Поэтому не исключено, что слова Чемберлена только раззадорили искавшего способ прийти к власти политика и он ворвался в пивную «Бюргербройкеллер» уже уверенным в своей богоизбранности.

В сентябре 1938 года достигший политического могущества фюрер беседовал уже с другим Чемберленом — премьер-министром Великобритании Невиллом, и в разговоре, среди прочего, упомянул, что с юных лет размышлял о возможностях тесного германо-английского сотрудничества. «Причина, по которой он подобным образом выступал за эту дружбу, состоит в том, что он еще с 19 лет развил в себе определенные расовые идеалы», — говорилось в протоколе встречи немецкого канцлера и британского премьера.

Еще бы! С конца XVIII века Великобритания зарекомендовала себя родиной «научно обоснованного» расизма и державой, для которой имперские амбиции оправдывали любой геноцид в ее многочисленных колониях.

В самом деле практически все идеи, которые взял на вооружение Гитлер, были придуманы задолго до него, в том числе Хьюстоном Чемберленом, который перебрался в Германию в год рождения будущего фюрера. Но британский безумец был лишь очередным фанатиком, следовавшим в колее таких проповедников чистой расы, как Томас Карлейль или автор четырехтомника «Опыт о неравенстве человеческих рас» Артюр де Гобино и других. Опираясь на их идеи, Чемберлен поэтизировал расизм и даже снабдил его порцией мистики. В руках Гитлера измышления всех этих горе-теоретиков обернулись оружием массового уничтожения.

«Отец нашего духа»

Чемберлен не был ни историком, ни антропологом, что не помешало ему вывести теорию так называемого научного расизма. Научного в ней, впрочем, было немного — идеи о превосходстве западных европейцев над остальными народами британец разбавлял фантазиями об арийских народах, мистическими предсказаниями в духе Нострадамуса и полными символизма и метафор виршами. Все это пришлось по вкусу сторонникам движения «фелькишей», набиравшего силу в Германии.

Венцом жизни Хьюстона Чемберлена стали разрыв с Британией, признание в любви к Германии, женитьба на дочери Рихарда Вагнера, выразившего нацистские идеи в музыке, и знакомство с Гитлером.

И хотя он в своих работах не призывал уничтожать евреев, но прямо говорил, что своим прогрессом мировая цивилизация обязана арийцам и тевтонцам, а семиты, то есть евреи, только и делают, что паразитируют на других культурах, не создавая ничего своего.

«Отпрыск известного рода потомственных военных, образованный, но человек нервный и хилого телосложения, он по учебным и писательским делам и из интереса к творчеству Рихарда Вагнера попал в Вену в год рождения Гитлера, рассчитывая задержаться там всего на несколько недель, и застрял в этом городе на целых двадцать лет», — писал биограф Гитлера Иоахим Фест.

Конечно, в мире немало книг с самыми безумными теориями и абсолютно нулевым влиянием на умы. Но в 1899 году вышел opus magnum Чемберлена «Основы XIX века», который не только стал бестселлером в Германии, но и превратился в настольную книгу кайзера Вильгельма II. А Чемберлен стал его неофициальным придворным советником, с которым властитель порой советовался о решениях во внешней политике.

Чемберлена при этом ненавидел генерал фон Мольтке, который вместе с Бисмарком и Альбрехтом фон Рооном действительно строил Германскую империю «железом и кровью». Но философа он не любил по религиозным соображениям — считал англичанина мистиком, который «беседует с адскими духами».

Тем временем этот «нервный и хилого телосложения» мистик нашептывал Вильгельму II, как сделать Германию владычицей мира. Для этого, по словам Чемберлена, нужно вывести новую «белую расу» и завладеть копьем Лонгина, которое хранится в венском музее Габсбургов. Примечательно, что в 1907 году полуголодный восемнадцатилетний Гитлер, прятавшийся по музеям от холода, наткнется на это копье и, по словам исследователя Тревора Равенскрофта, испытает переход из депрессии в мании.

Но дело было даже не в копье и белокурых арийцах, о которых рассказывал кайзеру Хьюстон Чемберлен. Начиная с последнего десятилетия XIX века,общественная мысль недавно созданной Германской империи активно впитывала идеи о превосходстве арийской расы, хорошо ложившиеся на извечный бытовой и мистический антисемитизм.

В то же время Германия, как и весь остальной мир, вступала в опасный XX век. Век небывалого технического прогресса, скоростей, рационализма, с одной стороны, и буйства мистических и теософских учений — с другой. Чемберлен заложил бомбу замедленного действия. В полной мере мир ощутил ее взрыв в 1926 году, когда будущий главный пропагандист Третьего рейха Йозеф Геббельс напишет в своем дневнике:

Мир услышал первые толчки грядущей катастрофы в 1938 году, когда британский профессор Чарльз Сароли в «Англо-германском обозрении» опубликовал эссе «Был ли Карлейль первым нацистом?», а политики из Англии и Франции позволили Гитлеру разделить Чехословакию. Помутнение развеялось только в 1940-м — с первыми налетами люфтваффе на Лондон.

И на этом фоне совсем забавно читать размышления немца Георга Шотта: «Немецкий народ, не забудь и всегда помни, что это "иностранец" Чемберлен назвал "иностранца" Адольфа Гитлера твоим фюрером... Сто лет назад таким же был англичанин Карлейль. Сегодня именно англичанин Чемберлен с первых шагов Адольфа Гитлера понял, что тот избран судьбой...»

Избранный судьбой убийца

Приблизивший к себе Чемберлена Вильгельм II рассуждения своего “духовника” об арийцах и священных артефактах пропускал мимо ушей. Для того чтобы воспринять псевдонаучные, метафоричные и мистические теории всерьез, нужен был политик нового поколения.

Такие стали выходить на арену после окончания Первой мировой, когда Вильгельм II отрекся от престола и бежал в Голландию. Во время падения империи и появления Веймарской республики в военном госпитале лежал отравленный под Ипром ефрейтор, вчерашний мечтатель и художник. Когда Адольф Гитлер узнал о происходящем в Германии, то впал в ярость.

Изначально невысокого выскочку мало кто воспринимал всерьез — в Германии были политики и более харизматичные, и более яркие, и более смелые. После Версальского мира Гитлер вернулся в казармы, к которым был приписан, и начал агитировать среди солдат. Многие были разочарованы итогами Первой мировой и ее последствиями, обрушившимися на страну. Многие пребывали в прострации и недоумении. За окном был мир послевоенного хаоса — идеальная почва для поиска виноватых. А Гитлеру удавалось быстро таковых определить — в лице евреев и коммунистов.

Но когда он впервые почувствовал в себе талант захватывать власть над толпой? По данным биографа фюрера Иоахима Феста, тем самым триумфом стало первое публичное собрание Немецкой рабочей партии (будущей НСДАП) в октябре 1919 года, где Гитлер выступил перед 111 слушателями.

К 1923 году, когда состоялась историческая встреча Гитлера и Хьюстона Чемберлена, первый уже обрел кое-какую известность и лидерство в НСДАП. В том же году Гитлер сел в в ландсбергскую тюрьму. Там его, среди прочих, навещал немецкий географ, член общества Туле Карл Хаусхофер, у которого Гитлер позаимствовал идею «жизненного пространства» (Lebensraum). Именно ее он впоследствии попытается воплотить на территории СССР.

Размышляя в тюремной камере о прошедших годах, окончательно формируя свое отношение к миру, формулируя зачатки своей политической и даже геополитической программы, Гитлер написал «Майн кампф» (признана в России экстремистским материалом). Тогда же его больной разум рождает полные жестокости принципы борьбы с евреями.

И, пожалуй, теперь ему не нужно было похвал от выживших из ума книжных червей вроде Чемберлена. Британец умер в 1927 году, навсегда оставшись на том берегу истории, где еще не знали об убийствах миллионов евреев, поляков, русских. Благодарный ученик развивал теорию «арийской расы», доведя ее до геноцида.

Улицы Мюнхена встречали уже опытного политика и «уличного героя». Он стремительно собрал вокруг себя соратников, расширил НСДАП, нашел финансирование и покровителей. Как ему это удалось?

«Гитлер обладал необыкновенным ораторским талантом; он умел убеждать не только народные массы, но и образованных людей. В своих речах он исключительно умело подделывался под образ мышления своих слушателей. Перед промышленниками он говорил иначе, чем перед солдатами, перед последовательными национал-социалистами по-другому, чем перед скептиками, перед гауляйтерами иначе, чем перед мелкими чиновниками», — вспоминал будущий военачальник Третьего рейха Хайнц Гудериан.

НСДАП распространила влияние по всей Германии задолго до того, как нацисты пришли к власти. Неслучайно Гитлер называл ее не партией, а движением, которое не просиживает стулья в парламенте, а непрестанно движется вперед. Пройдет еще несколько лет, и НСДАП станет единственным социальным институтом в Германии. Миллионы вступят в нее, чтобы обеспечить себе достойное место в нацистской бюрократии и «место под солнцем».

Прообразы всех институтов, которые будут управлять немецкой жизнью (от гестапо до СС), сформировались уже во второй половине 1920-х годов. Уже к концу того десятилетия немецкое общество было, по сути, в руках Гитлера и его соратников. Оставалась самая малость — обрести официальный статус.

Парламентские выборы не привели Гитлера к власти, но сделали НСДАП влиятельной партией, с которой остальным приходилось считаться. Большую роль сыграла предвыборная кампания, развернутая Геббельсом. А Гитлер получил доступ к власти не вследствие выборов, а благодаря многоходовкам политика и дипломата Франца фон Папена, который и убедил президента Гинденбурга сделать Гитлера канцлером.

Они просчитались. Гитлер быстро освоился на новом месте, сумев откреститься от маргинальных соратников прошлых лет. Настоящей точкой невозврата стал поджог Рейхстага 27 февраля 1933 года. Гитлер мастерски воспользовался ситуацией: именно его риторика о том, что отечество оказалось в опасности от коммунистов, убедила Гинденбурга передать нацистам чрезвычайные полномочия. Пасть зверя захлопнулась — дальше Гитлер и его соратники могли делать что угодно. Их первым большим решением был запрет на все партии, кроме НСДАП. Канцлер стал настоящим диктатором.

Разобравшись с внешними противниками, Гитлер взялся за внутренних, убив и арестовав в «ночь длинных ножей» лидеров СА Эрнста Рема, Грегора Штрассера и других. У фюрера больше не осталось ни политических конкурентов, ни тех, кто мог бы припомнить что-нибудь компрометирующее о его раннем политическом прошлом.

Все эти известные исторические факты тем не менее дополнило весьма важное обстоятельство. После того как в свет вышла книга «Майн кампф» (признана в России экстремистским материалом), в которой Гитлер пересказал мысли Хьюстона Чемберлена, Артюра де Гобино, Карла Хаусхофера и других мыслителей прошлого, народу Германии больше не нужно было искать идеологию. Будущие ужасы нацизма обрели теоретическую основу.

«Я думал, что этой лихорадкой надо переболеть»

В 1938 году, когда нацисты начали оккупацию Чехословакии, попутно создав там несколько концлагерей, резонанс дошел и до замка в голландском Дорне, где коротал остаток дней бывший кайзер Германской империи Вильгельм II — тот самый, с кем доверительно шептался британский расист и один из «духовных отцов» Гитлера Хьюстон Чемберлен. Экс-кайзер отнюдь не восхищался деяниями нового правителя Германии.

Примечательны слова «я верил в национал-социализм и думал, что этой лихорадкой надо переболеть». Далеко не все в Германии были фанатиками Гитлера, но многие считали, что его приход к власти нужен стране, чтобы оправиться от трудных 1920-х. Среди этих попутчиков были влиятельные люди, актуальные политики, могущественные бизнесмены. Вот только нацизм оказался не лихорадкой, а пандемией, которая только начинала разворачиваться в полную силу.

Далее Вильгельм II писал: «Я надеялся увидеть, что там остались еще адекватные, мудрые и выдающиеся немцы. Но эти люди один за другим погибали либо же изгонялись (...). Теперь у него только банда головорезов-рубашечников! Он мог приносить победы нашему народу каждый год, не принося при этом обилие славы или опасности. А он сотворил из немецкого народа — народа поэтов и музыкантов, художников и солдат — народ истериков и отшельников, собранных в свору, возглавляемую тысячей лжецов или фанатиков».

В апреле 1940 года нацисты оккупировали Нидерланды, конфисковали все имущество царской семьи Гогенцоллернов, а Вильгельма II посадили под домашний арест, где он и провел последние месяцы жизни. Гитлер с презрением относился к своему предшественнику, ведь пока еще не познал горечь поражения сам, да и не верил, что оно было возможно. Зато фюрер верил в судьбу.

Два Нюрнберга

В свое время Хьюстон Чемберлен советовал Вильгельму II перевезти копье Лонгина из Вены в Берлин. Вильгельм II отказался от этой затеи. Зато Гитлер, получив все рычаги власти, копье всевластия поспешил сделать немецким. 2 апреля 1938 года он стоял на балконе дворца Хофбург в Вене и говорил всем собравшимся:

Перевоз копья Лонгина в Нюрнберг совпал с аншлюсом Австрии. Собственно, тогда Гитлером и нацистами было доказано на деле: то, о чем другие размышляли на досуге, о чем даже стеснялись говорить вслух, они воплотили в жизнь. А точнее — в смерть.

В Нюрнберге нацисты возвели комплекс зданий — Территорию съездов НСДАП. Там же в 1935 году прошел VII съезд, так называемый Съезд свободы, на котором были приняты антиеврейские Нюрнбергские расовые законы.

Не менее символично и то, что именно в Нюрнберге 20 ноября 1945 года стартовал крупнейший в истории суд над военными преступниками. Он растянулся на 316 дней, которые понадобились на то, чтобы разобраться в мотивах нацистов. Попытка объяснить, как ужасы их правления стали возможны, была архисложной задачей. На ее решение ушло более 40 томов стенограмм и различных документов, свидетельствующих о нацистских преступлениях.

Все последующие десятилетия мир боролся с последствиями войны и холокоста, что не помешало некоторым преступникам избежать наказания и просочиться в мировую политику. Нацизм мутировал в новые штаммы. А значит, нужны и новые методы борьбы с ним. Как минимум человечество знает, что подобная чума не приходит мгновенно — на ее становление уходят десятилетия, за которые можно попытаться остановить ее в зародыше.

У немцев 1930-х годов такого знания не было. У нас оно есть, а значит, есть и надежда.