«Это по твою душу» Чеченку Сулейманову похитили почти два года назад. О чем ее предупреждала подруга, также сбежавшая из семьи?

Насильно вывезенная в Чечню после побега из семьи Седа Сулейманова не выходит на связь уже почти два года. Месяц назад девушку объявили в розыск. Ее подруга Марьям надеется, что Седа жива, ведь за позор, нанесенный семье, мусульманку могут и убить. Марьям знает об этом не понаслышке — она родом из Ингушетии и ее саму не раз похищали родственники. Она каждый раз снова сбегала, чтобы получить свободу и относительную безопасность. Но Седа не верила, что за ней тоже могут прийти. Чем похожи истории подруг, — почему одной удалось спрятаться, а другую все-таки нашли, — и что происходило в последние дни перед похищением Седы — Марьям рассказала «Ленте.ру».

«Меня несколько раз возвращали домой»

Впервые я почувствовала, что мое детство заканчивается, в 11-летнем возрасте. Я купила себе широкие ярко-желтые штаны, черную майку и белые наушники — и вышла так во двор. Я чувствовала себя максимально счастливой, но смогла проходить так буквально несколько дней. Однажды прихожу домой, а отец говорит: «Это последний день твоей жизни, когда ты была в штанах». В 11 лет для меня это было травмой — я осознала, что никогда больше не смогу выглядеть так, как хочу. Я до сих пор помню эти ощущения.

Меня такая жизнь не устраивала. В какой-то момент ты это осознаешь и больше не можешь сопротивляться самой себе. Ты понимаешь, что тратишь свою жизнь на то, что тебе навязывают другие люди, которые сами живут по навязанным им традициям. А ты хочешь быть счастливой. Именно поэтому я ушла из дома. У меня была очень долгая и тяжелая история с побегами, меня несколько раз возвращали домой. Сейчас я в относительной безопасности и считаю свою историю законченной. Я общаюсь с некоторыми родственниками, в основном с мамой. С отцом, братьями и сестрами не контактирую. Но и с мамой в основном просто поддерживаем связь.

«Пока она придерживалась образа примерной чеченки, ее не трогали»

С Седой мы познакомились в шелтере — меня туда заселила организация, в которую я обратилась после нескольких неудачных попыток побега. Я хорошо помню этот день. Мы зашли в квартиру, там сидела Седа на диване. Как только я увидела ее, мне показалось, что она необщительная и нам будет тяжело. Но я ошибалась. Седа сразу же меня покормила, мы прослушали правила безопасности, а затем остались одни. И хотя нам нельзя было называть друг другу имена и что-либо рассказывать, мы сразу нарушили эти правила и в первую же ночь поведали друг другу буквально все. Мы очень быстро почувствовали духовную близость.

Когда Седа уехала и стала снимать квартиру с Еленой, мы продолжили общаться и поддерживали связь до похищения. Мы все вместе гуляли, летом уезжали за город, купались и веселились. Одним словом, жили как нормальные люди. Седа была мне как сестра.

Самое тяжелое, когда уходишь из дома — по сути лишиться семьи, ведь у тебя никого нет во внешнем мире. С одной стороны, ты уходишь в лучшую жизнь, но с другой — появляется чувство одиночества. Это сложно принять. Но когда ты находишь человека со схожей историей и вы начинаете близко общаться, то вновь появляется ощущение семьи. Вы понимаете радость и горе друг друга. Я чувствовала, что у меня появилась здоровая семья, где есть принятие и поддержка.

Пока она придерживалась образа примерной чеченки, ее не трогали. Как только она поняла, что больше так жить не хочет, и ушла из дома, у нее начались проблемы. У меня было иначе, потому что я намного раньше осознала, что меня не устраивает все то, что происходит вокруг, и поэтому ушла раньше. В моей семье с детства были насилие и нездоровая атмосфера. Но я и не жила на Кавказе.

«Возможность уйти есть далеко не у каждой девушки с Кавказа, если ее уже нашли»

У меня не было мыслей, что Седу могут похитить. На тот момент меня похищали уже несколько раз, и это был мой второй побег. Поэтому я была паникершей, ведь я не понаслышке знала, что это такое. Я часто поднимала этот вопрос, спрашивала ее, что она будет делать, если ее найдут. Но она часто обрубала эти разговоры. Единственное, что говорила — это то, что сразу же попытается уйти, если у нее появится возможность. План действий мы не обсуждали, хотя я и пыталась завести разговор на эту тему.

У ее семьи не было связей или денег, они не жили богато. Мы не думали, что ее будут искать настолько активно и подключат буквально всех. Она жила максимально расслабленно — наверное, в этом была наша ошибка.

Когда двоюродный брат Седы нашел ее в кофейне Санкт-Петербурга, где она работала, она просто уехала оттуда и вскоре продолжила жить со своим молодым человеком Стасом. Этот тревожный случай не слишком напугал ее, ведь брат не пытался насильно увезти ее сразу же. Видимо, родственники хотели сначала забрать ее, не поднимая шума. Я не представляю, чтобы у меня в подобной ситуации была возможность уйти из кофейни спокойно. Такая возможность есть далеко не у каждой девушки с Кавказа, если ее уже нашли.

С одной стороны, этот момент очень сильно испугал, а с другой — успокоил. Мы подумали, что больше со стороны ее семьи не будет активных действий. Но, как оказалось, мы сильно ошибались.

Когда мы виделись в последний раз, то просто хорошо проводили время. Мы отдыхали, гуляли и веселились. У нас не было мысли, что что-то произойдет. Самое страшное для меня в этой ситуации — это то, что до похищения Седы ее молодого человека кто-то искал. Кто-то ходил во дворе его родителей, где он прописан. У этих людей была его фотография, и они спрашивали всех вокруг, кто он и где может быть. Это дошло до его родителей.

Все это было за три дня до похищения Седы. Я очень сильно испугалась, потому что понимала, что скорее всего ищут не его. Я писала ей: «Это по твою душу. Надо срочно оттуда уезжать». Мы с Леной предлагали ей переехать, но мне кажется, что в тот момент она испугалась и не поверила во всю серьезность ситуации. Может быть, она думала, что у Стаса какие-то проблемы. Все, что она сделала — перестала выходить из дома. Седа просто надеялась, что все будет хорошо. Это очень обидно, но сейчас уже не важно, потому что мы в итоге имеем то, что имеем.

«Настолько сильный позор, что могли и убить»

Я помню нашу последнюю переписку с Седой. Мы обсуждали котят. Она спросила, хочу ли я взять себе одного, я отказалась. В эту же ночь мне позвонил Стас и сказал, что ее похитили. Он сказал, что они давали в участке показания, а затем Седу увезли.

Сразу же после этого я позвонила одной известной правозащитнице и пыталась достучаться до всех, кого знала. Она одна из немногих, кто ответил тогда поздно ночью. Сразу же дала контакты адвоката. Стас сказал, что Седу везут в аэропорт, и мы надеялись перехватить ее там вместе с журналистами и адвокатами. Но потом выяснилось, что в Чечню ее увезли на машине.

Та ночь была очень стрессовой для всех. Мы до последнего надеялись, что сможем найти ее и перехватить. После похищения я даже не думала о своей безопасности — мы все переживали за Седу. В ситуации, когда ты находишься в безопасности, а другой человек — в Чечне, уже и не думаешь о том, что может случиться с тобой.

Тогда еще с ней публиковали какие-то видео и фотографии. С пикетами я не выходила, потому что я все еще прячусь и светиться мне нельзя. Мы с Леной были всегда на связи — я клеила листовки, собирала подписи. Но показывать лицо для меня — табу.

Я одна из немногих знакомых Седы, кто до последнего говорил, что она жива. Наверное, я сужу по своей семье. Несмотря на то, что мои родственники очень придерживаются традиций, они не смогли бы меня убить. Все же они меня любят. Я знаю, что есть семьи, которые просто не любят своих детей. Но меня и Седу все же любили. Они радикальны и многого не понимают, но любят в своем представлении, в своих нормах.

Общественный резонанс — единственный способ давления на ее семью. По идее, ее должны были оставить в живых из-за того, что о ней заговорили так много людей. Но, с другой стороны, по этой же причине ее могли и убить, ведь это настолько сильный позор для семьи, когда о побеге знают все.

Большинство моих знакомых в подобной ситуации уехали из России. Я знаю девочек, которым удалось сбежать и которые живут в относительной безопасности, но я не могу назвать это «новой жизнью». Я вижу, что они все еще страдают, потому что они годами не могут найти покоя. Многие не могут выйти из депрессии и апатии, обрести новый смысл жизни. От тебя всю жизнь хотят одного, и ты понимаешь, что это тебе не подходит, но как только ты оказываешься в другой среде, то не можешь понять, а что действительно является тем, что тебе близко. Тебе всю жизнь не давали выбора и у тебя нет привычки выбирать. На это накладываются психологические травмы.

Конечно, есть и удачные варианты. Есть сильные духом люди, которые прошли терапию и стали жить заново. Это того стоит. Но я как раз из тех людей, кому было тяжело найти новый смысл в жизни. Меня часто бросает из стороны в сторону, но я все равно чувствую себя счастливым человеком, даже когда я не знаю, чего хочу. Мне помогло то, что я умею быстро адаптироваться и люблю общаться с людьми.

Поначалу мне было тяжело строить будущее, определять планы и цели. Не так давно я осознала, что мне тяжело планировать, потому что я опять боюсь, что мне все обрубят и вернут в ту же точку. И с этим я научилась жить.