«Год хожу с пластиной в груди. Крепления можно прощупать через кожу» Как и зачем российские мужчины меняют внешность?

Пластические операции и другие процедуры, меняющие внешность, в России проводят не только женщинам, но и мужчинам. Иногда они решаются изменить свою внешность, потому что ею недовольны, иногда — потому, что им все равно предстоит лечь на операционный стол, и хирурги предлагают заодно исправить раздражающий изъян. Как и зачем российские мужчины делают пластические операции — в материале «Ленты.ру».

«Пронзила резкая, давящая боль»

Владимир, волонтер

Я сделал операцию Насса. В детстве я пошел к ортопеду, мне сказали, что все выпрямится само — спортом и корсетом. Но это оказалось не так. Если бы мне сказали, что можно сделать операцию на грудной клетке, я бы уже тогда обратился к хирургам.

В 23 года я пошел опять к хирургу, и тот сказал, что нужно сделать операцию не только с эстетической точки зрения, но и из-за того, что кости могут давить на легкие. Через полгода я снова обратился к врачу, меня отправили на анализы, а потом сделали операцию.

Я не особо придавал этому значения до тех пор, пока однажды не снял футболку и не увидел, что грудь немного впалая. Я стал переживать из-за этого еще в подростковом возрасте, когда люди стали спрашивать про «ямку» в груди. Я нервничал из-за этого. Когда снимал футболку, то старался максимально прикрыться, а иногда на пляже быстрее забегал в воду, чтобы как можно меньше людей увидели, что со мной что-то не так.

Морально мне очень мешало это мое отличие. Иногда смотрел в зеркало и чувствовал отторжение. Операция помогла принять свое тело. И даже не потому, что грудь стала выглядеть ровнее, — она не превратилась в идеальную. Надо будет плавать и заниматься спортом. Принятие себя произошло еще тогда, когда я лежал сутки в реанимации после операции и слышал, как пищит кардиомонитор. В тот момент я просто благодарил Бога за то, что со мной все хорошо.

Первые три дня я не мог встать с кровати и не мог даже сходить в туалет, приходилось ходить в утку. Мне очень помогали близкие люди. Невеста не отходила от постели, видела мою слабость. Благодаря этому в последующие дни в больнице я старался до ее прихода походить по коридору, чтобы быстрее прийти в себя и распрямиться. Затем она приходила, и мы вместе гуляли по улице. Мама тоже очень поддерживала.

Самое тяжелое начинается, когда ты встаешь с постели, — каждый шаг и вздох отдается болью в груди. Чихать и смеяться мне тяжело до сих пор, а когда чихнул в первый раз, думал, что вообще лопну.

За два месяца до операции, на дне рождения у товарища, я случайно встретил мальчика, который делал такую же операцию еще год назад. И я подумал, что это знак. И в больнице, в моей палате, был парень с такой же проблемой. Он сделал операцию пару дней назад. Я наблюдал за тем, как он встает, как ему тяжело, как он шатается. Иногда он звал медсестру и говорил, что у него темнеет в глазах.

За день до операции я был дома со своей невестой. Она знала о моей проблеме. Когда она сказала, что хочет увидеть «ямку», это был тяжелый момент для меня, кажется, самый сложный из всех.

Сейчас я прохожу этап восстановления, мне тяжело преодолевать большие расстояния. Затекает абсолютно все, немеет правая рука, потому что вместе с операцией мне полностью выпрямили спину и сосуды начали работать по-новому. Долго сидеть на стуле я не могу, хочется постоянно облокотиться или лечь. На машине стало ездить сложнее, первое время после операции я с трудом поворачивал руль.

Процесс полного восстановления занимает от года до трех лет. Самый важный и главный этап — первые шесть месяцев. Через пару месяцев после операции надо начинать плавать, делать легкие упражнения, а через три месяца — ходить в зал и заниматься полноценно. Бронежилет на работу я смогу надевать лишь через два месяца после операции. Но бегать и долго ходить в нем, наверное, пока не получится.

«Легкие упираются в какой-то барьер»

Максим, студент

Я делал операцию Насса по выпрямлению грудной клетки — мне установили титановую пластину, которую закрепили между деформированными ребрами. До операции они давили на сердце, и врачи говорили, что из-за этого может сильно сократиться срок жизни. Благодаря этой операции грудь выпрямилась.

В 16 лет я начал проходить все обследования для операции, а в 17 сделал ее. Год хожу с пластиной, сейчас это уже дело привычки, организм полностью принял инородный элемент. Места крепления можно прощупать через кожу, но дискомфорта это не вызывает. Однако так было не всегда. Еще в первый год после операции часто ощущал что-то непривычное в груди.

Я хотел сделать операцию для себя. Я хожу в зал, часто занимаюсь спортом, и мой дефект влиял на качество физических упражнений.

До 18 лет операцию проводят бесплатно всем желающим, а после она переходит в ранг косметических операций.

В больнице я пролежал около двух недель. Я был под полной анестезией и ничего не чувствовал. Единственное неприятное ощущение в те моменты — чувство сдавленности и скованности в груди, то есть ты не можешь полностью вдохнуть, ощущаешь, будто бы легкие упираются в какой-то барьер. Будто дышишь одной пятой легких, а грудь стянули тугим ремнем. Иногда даже возникало чувство клаустрофобии, но с каждым днем удавалось захватить все больше и больше воздуха.

На седьмой день я стал вставать с кровати. Это тоже очень тяжелый процесс, потому что мышцы успели атрофироваться, а вертикальное положение стало непривычным. Ноги ватные, в груди сильное чувство тяжести. В первый раз чуть не потерял сознание.

Но чем больше ходишь, тем становится легче. Боли меньше, а дискомфорт от любых движений уходил на второй план. В те моменты я сильно жалел, что сделал операцию, но затем все это ушло, потому что боль — чувство уходящее, а деформация имеет долгосрочный эффект.

После операции стало легче заниматься спортом, нагрузка ощущается более равномерно. В целом чувствую себя увереннее, потому что могу выпрямить грудь.

«Сначала заходит мой нос, потом уже я»

Наиль, сетевой инженер

Я занимался профессиональным спортом, из-за чего у меня было множество переломов носа, в какой-то момент мне стало трудно дышать. Ринопластика изначально предполагалась как исправление перегородки, но я делал ее в Азербайджане, где эта операция очень популярна, и мне предложили заодно сделать нос красивее. Там эту операцию не стесняются делать ни женщины, ни мужчины, которые хотят более европейский нос. Очень многие азербайджанцы потом едут в Европу.

Нос у меня был очень большой, змееобразный, поэтому я согласился, да к тому же цена ринопластики не сильно отличалась от цены исправления перегородки.

Первый перелом случился в раннем детстве. Я по глупости сломал нос, когда дурачился. Следующий перелом случился в армии. Уже в школе я хотел переделать свой нос, потому что понимал, что на фотографиях он выглядит ужасно.

Конечно, когда я смотрел в зеркало, то дискомфорта от своей внешности не чувствовал, но когда видел, как это выглядит со стороны, то мне не нравилось. И смущал даже больше не размер носа, а то, что он выглядел очень кривым. Еще в детстве моя мама замечала, что ночью я чересчур много храплю, а сам я чувствовал, что днем нос сильно воспаляется и быстро забивается.

Когда я повзрослел, то мне стала уже не так важна внешность, главное ведь — как человек себя ведет. Но я заметил, что после операции люди стали охотнее со мной общаться, потому что я стал выглядеть более презентабельно. Чувствовал себя так, будто купил машину. Смотрел на себя в зеркало и кайфовал. Потом привык, будто бы всю жизнь так жил.

После операции я стал размышлять, что, в общем-то, не так важно, что у меня был большой нос, главное было — поправить дефект, из-за которого трудно дышать и спать.

Еще в 14 лет была другая операция. Тогда мне просто убрали хрящ из носа, чтобы стало легче дышать, хотя по факту ничего не изменилось. Это был очень неприятный опыт. Меня разбудили в шесть утра, потом заставили ждать своей очереди примерно четыре часа без еды и воды. Меня завезли в операционную комнату, надели маску, и меня вырубило. Когда я проснулся, в носу уже были огромные тампоны. Первые несколько дней я ходил с ними, было очень неудобно, так как они расширялись от крови, из-за этого я не мог дышать. Дышал ртом, он часто пересыхал, начинало закладывать уши, а из-за этого болела голова. Трое суток я провел без сна, в каком-то коматозе.

Вторая операция прошла легче. Врачи использовали силиконовые тампоны с отверстием для дыхания. Однако оно быстро забивалось кровью, поэтому все равно дышать было тяжело. Есть тоже было трудно.

После ринопластики наносят специальный гипс, который нужно периодически менять. Он чрезвычайно чувствителен к внешним факторам, поэтому нужно быть бережным.

Лишь через полтора месяца все пришло в норму. Нос стал прямее и красивее. Как и многие, кто сделал ринопластику, я заметил, что кончик носа стал словно из бетона. Так он держит форму. Это мешает занятиям спортом. Я бы хотел записаться на бокс, но понимаю, что один удар может свести на нет все мои страдания.

Почему для мужчины операция может не стать решением проблемы

Мария Игнатьева, психоаналитический психотерапевт и психолог сервиса «Ясно»

Стереотип о том, что красота — исключительно женская забота, рассыпается при первом же внимательном взгляде на современную действительность. Мужчины переживают не менее острые конфликты с собственным отражением.

Если женские стандарты красоты исторически менялись (от рубенсовских форм до модельной худобы), то мужской канон оказался удивительно стабильным: широкие плечи, узкие бедра, рельефная мускулатура. Современность лишь заострила эти требования, добавив к ним безупречную кожу, густые волосы и симметричные черты лица. Социальные сети усилили эффект.

Корни стремления к физическому совершенству уходят глубже социальных сетей. Часто это попытка компенсировать ощущение внутренней несостоятельности. Тело становится единственной территорией, где мужчина чувствует возможность контроля, особенно когда карьера буксует, отношения разваливаются, а жизнь кажется хаотичной.

Детские травмы играют свою партию в этом оркестре: насмешки одноклассников над «очками-линзами» или «куриными ножками» способны сформировать устойчивое убеждение в собственном несовершенстве. Взрослый мужчина продолжает слышать голоса тех подростков, хотя зеркало может показывать совсем другую картину.

Гендерная специфика проявляется не столько в наличии комплексов, сколько в способах их переживания. Женщины склонны к вербализации, поиску сочувствия, коллективному обсуждению недостатков. Мужская модель — интериоризация проблемы с последующим «решением действием».

Женские комплексы чаще касаются веса, кожи, возрастных изменений — того, что считается маркерами женственности. Мужчины фиксируются на мышечной массе, росте, облысении, размере гениталий — атрибутах традиционной маскулинности. При этом мужская психика менее пластична в работе с образом тела, что делает коррекцию более сложной задачей.

Пластические операции для мужчин — это часто не столько изменение внешности, сколько символическое действие, попытка «переписать» свою историю. Но психика устроена хитрее: изменив нос, человек не меняет отношение к себе автоматически.

Особенно коварна ситуация, когда хирургическое вмешательство становится способом избежать психологической работы. Человек надеется, что новое лицо принесет новую жизнь, но обнаруживает те же паттерны поведения и те же внутренние конфликты.

Работа с мужским непринятием тела требует особой деликатности. Традиционные подходы часто наталкиваются на сопротивление — мужчины не привыкли говорить о чувствах, особенно касающихся внешности.

Когнитивно-поведенческая терапия позволяет исследовать логические искажения в восприятии собственного тела. Мы выявляем катастрофизацию («с такой внешностью меня никто не полюбит»), черно-белое мышление («либо я идеален, либо уродлив»), селективное внимание к недостаткам при игнорировании достоинств.

Соматически ориентированная терапия помогает восстановить связь с телом как с живой системой, а не объектом оценки. Через дыхательные практики, работу с напряжением, осознанность мужчина учится чувствовать тело изнутри, а не только видеть его снаружи.

Психодинамические подходы (такие как гештальт и психоаналитическая терапия) незаменимы для работы с глубокими корнями проблемы. Исследуются отношения с родителями, особенно с отцом, ранние травмы, формирование образа мужественности. Часто оказывается, что недовольство телом — это проекция более сложных внутренних конфликтов.

Групповая терапия разрушает иллюзию уникальности страдания. Мужчины обнаруживают, что их переживания не так редки и постыдны, как казалось. Это снижает изоляцию и открывает возможность для взаимной поддержки.