Всем известна легендарная фраза о том, что «секса в Советском Союзе нет». Но секс при этом был, и его активно обсуждали на кухнях, на улицах и даже в прессе. Как обсуждали и другие непростые темы — национальный вопрос, отношения, алкоголизм, измены, аборты и многое другое. Историк Иван Гринько и антрополог Анна Шевцова решили разобраться в отражении самых табуированных тем в советской сатире. В основу их исследования лег объемный архив журнала «Крокодил», ставшего для своего времени своеобразной фабрикой мемов, формирующей стереотипы и паттерны поведения, определяющей взгляды на мир, актуальные и для постсоветского времени. «Лента.ру» с разрешения издательства НЛО публикует отрывок.
«Облико морале» в советской карикатуре
Создание человека нового типа было одной из главных задач советского государства с самых первых дней его существования. Естественно, что в данном процессе много внимания уделялось вопросу формирования новой морали. Соблюдение норм социалистической морали являлось в глазах советской идеологии залогом устойчивой демографии, эффективности на рабочем месте и т.д. Зачастую именно соблюдение/несоблюдение моральных норм становилось маркером отношения человека к советскости.
В 1961 году на XXII съезде КПСС был принят Моральный кодекс строителя коммунизма, куда вошли крайне разнообразные по своей природе требования к морали — от «нетерпимости к национальной и расовой неприязни» до «нравственной чистоты, простоты и скромности в общественной и личной жизни»:
- Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
- Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
- Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
- Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
- Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
- Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
- Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
- Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.
- Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
- Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
- Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
- Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами» (Моральный кодекс строителя коммунизма).
В силу двойственности советской идеологии аморальное поведение попадало в «серую зону» внимания государственной сатиры. С одной стороны, подобные явления требовалось клеймить всей мощью печатных органов, с другой — даже сатирическое отображение пороков одновременно являлось признанием самого факта их существования. <...>
Женолюбы и мужеловки
В мартовских выпусках «Крокодила» художники традиционно поздравляли «наших прекрасных дам», упоминая и изображая доярок, тружениц полей, шпалоукладчиц, учительниц, матерей-героинь, медсестер, лаборанток и младших научных сотрудниц, которые не только принимали поздравления и неизбежную мимозу, но и накрывали столы до горизонта для празднующей сильной половины человечества.
Волновала карикатуристов-мужчин (а карикатура — это почти сугубо мужская сфера с редчайшими исключениями) и тема так называемых браков по расчету, причем расчетливые невесты и женихи в визуальной сатире «Крокодила» распределены примерно поровну, но все же женщин-хищниц чуть больше.
Диплом о высшем образовании для хорошенькой девушки зачастую становился всего лишь пропуском к замужеству или к синекуре — например секретарской работе в уютном кабинете, пусть и с довеском в виде немолодого шефа
Брак с ученым высокого ранга, чиновником, членом творческого союза в обществе воспринимался как выгодная партия. Правда, здесь возникали коллизии.
Несмотря на откровенные предложения от престарелого академика («Леночка, хотите стать моей вдовой?», 1955, Борис Лео), сладкий миг вдовства никак не наступал.
Изображение: Анатолий Браз
В карикатуре Михаила Битного 1966 года печальная «Василиса-то Прекрасная позарилась на богатство, вышла замуж за Кащея, а он бессмертный». Подчеркнуто ухоженные, отлично одетые и модно причесанные «охотницы за мужьями» выгодно отличаются от толстых теток в тапках, халатах, бигудях и со скалками для воспитания загулявших мужей. На «Портрете жены» Николая Соколова — одного из троицы Кукрыниксов (1959) — и вовсе изображена двуручная пила. Интересно, как отреагировала на эту публикацию супруга Николая Александровича?
Модные накрашенные хищницы («Удачная охота», Э. Вальтер) заинтересованы в «весомой сберкнижке» (24/1980), номенклатурных благах, жилплощади в столице, служебном автомобиле, возможности «достать» импортную вещь, которые прилагаются к выгодной партии.
Поэтому-то и смотрят они на мужчин через очки-кошелечки (Л. Самойлов, 1964), и обвиваются вокруг номенклатурного мужа «норкой супружеской» (Б. Ефимов, серия «Крокодильская зоология»).
Изображение: обложка журнала «Крокодил»
Иногда, впрочем, они просто хотят «женского счастья», то есть замужества, и через него — повышения социального статуса, которое в демографических послевоенных условиях было своего рода лотереей: «Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят».
Кадр: фильм «Любовь и голуби»
Кстати, коварные разлучницы не обязательно моложе законных «половин»: вспомним, хотя бы колоритную Раису Захаровну в исполнении Людмилы Гурченко из комедии «Любовь и голуби» (1985, реж. В. Меньшов); их оружие — победительная женственность, восхитительная фигура и цепкие коготки, не оставляющие намеченной жертве ни одного шанса. С амуром на поводке, в модной дубленке и сапогах-чулках — как противостоять такой? Впрочем, даже женственность и красота спасают не всегда (М. Битный, 35/1973): «Мой-то кот к какой-то выдре ушел», — недоумевает прелестная кошка. Умеющие хорошо устроиться дамы в образе лисиц даже попадают на обложку (В. Чижиков, 03/1971).
Иллюстрированный адюльтер в «Крокодиле» — явление редкое, как и в принципе изображения пребывания мужчины и женщины в одной постели.
По дороге он [Коппола] спросил:
—У вас в фильме герой полтора часа изменяет жене. Были проблемы?
— Нет.
—Странно... Вчера мне ваши коллеги жаловались, что в советском кино ничего показывать нельзя. Это не так?
—Кое-что показывать можно, но не все…
Носатый неверный муж звонит из автомата домой, сочиняя, что «задерживается на месткоме», рядом потупила глазки стройная хорошенькая сотрудница (Л. Софейртис). Фельетон Никиты Богословского (05/1977) «О морали, семье и браке» повествует о приключениях незадачливого лектора по вопросам брака и семьи, который неосторожно повез в командировку свою знакомую, «некую Люсю» (или Нюсю?) и поселил ее в своем номере, воспользовавшись при прописке в гостинице паспортом своей законной супруги-домохозяйки.
Читателям, родившимся уже после распада СССР, нужно напомнить, что в советских гостиницах «не полагалось прописывать в одном номере двух разнополых лиц, не состоявших в родственных отношениях».
Далее история о пропавшем паспорте вскрывается, разъяренная супруга звонит в гостиницу, узнает о «личной жене», достает билет в бесплацкартный вагон и налегке едет карать. Занавес. В иллюстрации дородная немолодая Алла Митрофановна противопоставлена очаровательной и коварной брюнетке Люсе, целомудренно укутанной одеялом до подбородка.
Ловля папочек
В отличие от меркантильных хищниц, в карикатурах «Крокодила» мужчины более бескорыстны в своем стремлении завоевывать женские сердца. Их больше интересует количество жертв, чем их «качество», то есть материальные блага, прилагающиеся к невесте. Может быть, так происходит из-за чувства мужской солидарности художников? Это «Рентгеновский снимок покорителя женских сердец» (М. Битный, 20/1955); диалог молодых людей в карикатуре Б. Лео («—Кому ты вчера на бульваре объяснялся в любви?—В котором часу?», 31/1956); «восьмая Марта» Е. Шукаева; мучения ловеласа в адском котле («Ах, почему я не был однолюбом!» Б. Старчикова, 31/1980).
Изображение: Борис Лео
Впрочем, есть и исключения. Например, скоропалительный брак стиляги завершается скоропалительным разводом «из-за недопонимания» («Я думал, она будет работать. А она думала, что я!», Е. Шукаев, ), жених представляет свою упитанную невесту недоумевающим родителям уже по приезде из загса («Все в порядке — заведует складом!» (Г. Вальк, 09/1977).
Мастер политической карикатуры, заслуженный крокодилец Борис Ефимов на тему «аморалки» почти не упражнялся. Этому были личные причины: как он пишет в книге «Десять десятилетий», долгие годы у самого художника одновременно было две семьи.
Над моральным обликом «коллег по цеху» открыто иронизировал в своих работах В. Чижиков.
В 1960-е разводы перестали быть событием, «новый муж» в телефонном разговоре длинноногой красотки перечисляется наряду с новым сервизом и новой шляпкой (Е. Шукаев, 20/1963), а в 1977 году тема разводов и вовсе попала на обложку в карикатуре Б. Савкова, где бывший муж в компании друзей с цветами и возлияниями отмечает окончание супружеской жизни («У нас в последнее время разводы проходят торжественнее и интереснее!»).
Активно в 1970-1980-е гг. редакторы и художники журнала эксплуатировали тему ухода от алиментов. Исполнительный лист превращается в гигантский сачок в руках милиционера («Ловля папочек», В. Жаринов); скрывающихся от уплаты алиментов изображают в виде снежного человека (Е. Щеглов) и даже сравнивают с обезьяной (С. Спасский). Значительно реже визуализировались те, кто не выплачивал алименты престарелым матерям.
Камасутра через замочную скважину
В отсутствии других развлечений личная жизнь соседей в коммуналке интересовала многих. С конца 1950-х гг. одним из ключевых мемплексов «Крокодила» стала замочная скважина, которая ассоциировалась с подглядыванием, сплетней, и анонимками. Вышедший в 1972 году альбом «Враги и друзья в зеркале "Крокодила"» (1922 — 1972)» в ознаменование полувекового юбилея издания поместил сплетников в число мишеней, куда красная сатирическая рептилия целится из лука, рядом с бракоделами, хапугами, расточителями, взяточниками, бюрократами, алкоголиками и очковтирателями («Продолжаю вести огонь», Ю. Федоров, 1960).
Интересно, что сплетница — единственный женский образ в этом цирке уродцев.
Сплетницы представали то старушечьим синклитом, заседающим перед подъездом, то отталкивающего вида женщинами, обсуждающими и осуждающими молодежь, то соседками, сующими свои длинные крючковатые носы в дела других
Генрих Вальк изобразил предусмотрительного ухажера, провожающего свою девушку и принесшего бабкам у подъезда автобиографию и анкету. В карикатуре В. Шкарбана 1968 года мама увещевает сына-шалуна, целящегося из игрушечного лука в замочную скважину: «Перестань, попадешь тете Нюре в глаз!»
Именно замочную скважину напоминает безграмотный донос на соседа:
Заевление. Мой сасед морально разложился, не женица, ничего о себе не рассказывает залажил комнату неизвесными книгами завел сабаку негегеиничной пароды, примите меры! А то... («—Вот заявление на соседа принесла». Рис. О. Кор- нева, 27/1973).
Но склочниками бывают и мужчины: один из них счастлив при виде разведенного моста: «Хе-хе, мостик-то разводится со своей половиной, учтем!» («Радость склочника», Лев Самойлов), другой, в карикатуре «Доброжелатель» 1959 г. прославленных Кукрыниксов,—омерзительный, лысеющий, сизый мужчина, капающий чернильной слюной на черновики анонимок.
Его перо с раздвоенным жалом уже произвело на свет очередной анонимный пасквиль с характерной риторикой тех лет:
Хачу остаться неизвестным. Заинтересуйтесь моим соседом. Как человек сигнализирую. Па слухам, т. Иванов женился 20 рас. Праверьте! А его бабушка была фрелина. Березкин с ним подозрительно улыбается. К сему ваш?
Здесь и указание на дворянское происхождение жертвы, и на круг его знакомств, и на моральный облик. Мотив замочной скважины указывает и на то, что вплоть до середины 1980-х значительной части читателей был хорошо знаком «коммунальный очаг», как говорилось в фильме «Покровские ворота», где вынуждены были сосуществовать очень разные люди. Жгучий интерес к личной жизни соседей у некоторых людей был обусловлен еще и тем, что, «подсуетившись», можно было добиться перераспределения скудных жилых фондов в свою пользу. Другие же следили за соседями из любви к искусству. Изящно этот мотив был обыгран в фильме «Стиляги», где соседка наблюдает целую галерею картинок из Камасутры через замочную скважину в двери молодоженов.
«Случайная связь промелькнет, как зарница...»
«Крокодил» крайне редко печатал плакаты, посвященные профилактике венерических заболеваний. Плакат с поникшим тюльпаном с накрашенными ресницами, адресованный дамам («Случайная связь промелькнет, как зарница, а после, быть может, болезнь и больница», ав- тор — А. Браз), — скорее исключение из правила, причем позднее — 1986 года. Заболевания, передающиеся половым путем, эвфемически именовались «болезнью», и в целом ясно, что ответственность в этой ситуации лежит в первую очередь на женщине. «Неразборчивая в связях» дама, разносящая инфекции, стала известным в культуре США образом, который активно использовался во время «войны с сифилисом» в 1940-1950-х годах (болезнь считалась разрушительницей порядочной мужественности и семейной гармонии).
Женщины вне рамок социально предписанной женственности были мишенями, их следовало винить и стыдить
Как отмечает Элинор Клегхорн, в послевоенных США «беспокойство, связанное с заражением военных венерическими заболеваниями, привело к громким пропагандистским кампаниям, призывающим солдат держаться подальше от «женщин легкого поведения», «доступных дам» и «уличных проституток»).
Изображение: журнал «Крокодил»
Поскольку для подведомственного издания «Правды» было немыслимым признать существование этой категории гражданок вплоть до второй половины 1980-х гг., в журнале не было и быть не могло соответствующей тематики и ее визуализации.
Социальные плакаты куда чаще рассказывали о вреде алкоголя, курения, призывали тушить свет, экономить народное достояние и соблюдать технику безопасности. Редкий агитационный плакат о повышении рождаемости («А я хотела сделать аборт», 1961 г., А. Добров), изображающий счастливую мать со здоровым упитанным младенцем, разумеется, предназначался женским консультациям, а не центральной печати.
В первую очередь социум интересовало не здоровье женщины вообще, а ее здоровье репродуктивное, причем это касалось советских гражданок от Москвы до самых до окраин — отсюда многочисленные плакаты о колхоpных/заводских яслях, фельдшерско-акушерских пунктах, женских консультациях и детских поликлиниках, куда счастливые матери в малицах, тюбетейках и вышиванках несли своих румяных грудничков.
Изображение: обложка журнала «Крокодил»
Призывал к повышению рождаемости плакат «Один ребенок — хорошо, два — лучше» ( 1968 г., В. Степанов) — один из многих подобных, восходящих к идее А. Макаренко о том, что «однодетная семья не имеет признаков коллектива, она слишком мала для этого».
Тема абортов в «Крокодиле» и вовсе стыдливо табуировалась: журнал не торопился брать на себя ни просветительские, ни морализаторские функции. При этом после постановления от 5 августа 1954 года с учетом статистики детской и материнской смертности женщин прекратили преследовать за аборты — и через десятилетие количество искусственных прерываний беременности превысило отметку в 6 млн в год; и еще долгие десятилетия аборт оставался для большинства единственным средством контрацепции. Очевидно, что нет в «Крокодиле» и визуальных образов социального сиротства, детей на попечении государства.