Военное противостояние на Ближнем Востоке набирает обороты. Иран продолжает наносить удары по израильским городам и угрожает блокировать Ормузский пролив — ключевую артерию для мировой нефтяной торговли. Израиль сообщает о ликвидации высокопоставленных командиров Корпуса стражей исламской революции (КСИР) и не исключает ударов по иранскому руководству, включая аятоллу Али Хаменеи. На фоне этих событий президент США Дональд Трамп одновременно призывает к сделке и грозит «сильнейшим ударом», намекая на возможное вмешательство. О целях сторон, сценариях эскалации и шансах на мирное урегулирование «Ленте.ру» рассказали ведущие эксперты по региону.
Яков Рабкин, заслуженный профессор истории, научный сотрудник Центра международных исследований Монреальского университета (Канада), автор книги «Израиль. Война и мiръ»:
Иран до последнего избегал войны — сейчас он лишь защищается от неспровоцированного нападения. Израиль, напротив, преследует стратегическую цель — радикальный передел региона и установление полной гегемонии на Ближнем Востоке. Эти амбиции Израиля были сформулированы еще в 1990-х годах и с тех пор последовательно реализуются.
Поскольку ближневосточную политику США во многом определяет израильское лобби, Соединенные Штаты и страны-члены НАТО уже устранили силовым путем правительства Ирака, Ливии и Сирии.
Во времена холодной войны никто не заявлял, что СССР не имеет права на ядерное оружие. Однако в однополярном мире модернизация — это уже не суверенное право, а привилегия, которую дают в обмен на подчинение гегемону.
И все это — несмотря на факты:
Такое отношение к Ирану игнорирует и факты, и рациональность — что, увы, характерно не только для Ближнего Востока.
Виктор Смирнов, кандидат исторических наук, заведующий отделом изучения Израиля и еврейских общин Института востоковедения РАН, посол Российской Федерации в Королевстве Бахрейн (2008-2015 годы), заместитель директора Департамента Ближнего Востока и Северной Африки Министерства иностранных дел Российской Федерации (2015-2020 годы), советник министра иностранных дел (2020-2022 годы):
Противостояние между Ираном и Израилем — это устойчивый конфликт, которому уже четыре десятилетия. Все это время звучат взаимные обвинения и угрозы.
С израильской стороны — это постоянные заявления о необходимости остановить иранскую ядерную программу. С иранской — утверждения о необходимости уничтожения Израиля как государства.
Главная точка напряжения — ядерная тематика. Проблема требует урегулирования в рамках МАГАТЭ или через посредников. Но нынешнее руководство Израиля, по всей видимости, не верит в переговоры и ставит на силовой сценарий.
Уже в октябре 2023 года премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху открыто говорил, что Израиль ведет войну на семи фронтах, и иранский — один из приоритетных. В израильской стратегической доктрине Иран упоминается как угроза еще с 1990-х годов.
Лана Раванди-Фадаи, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник и руководитель Восточного культурного центра Института востоковедения РАН :
Израиль стремится нанести Ирану максимальный ущерб — как военный, так и экономический. В идеале он хочет добиться смены режима. Иран же, в свою очередь, готов отвечать симметрично и не исключает ликвидации израильских лидеров.
В первые полчаса израильской операции были уничтожены десятки высокопоставленных офицеров КСИР — Израиль задействовал новейшие самолеты и высокоточное оружие.
Иран полагается на баллистические ракеты: его авиация уступает технологически. Несмотря на массированные пуски ракет и дронов, объем нанесенного Израилю ущерба несопоставим с разрушениями в самом Иране.
Яков Рабкин:
Израильское общество в подавляющем большинстве поддерживает нападение на Иран. Иранцы, в свою очередь, также полны решимости защищать свою страну.
Виктор Смирнов:
Когда с неба летят ракеты и падают бомбы, людям становится не до рефлексии и политического анализа. Они не думают о том, кому доверять — все это вопросы мирного времени.
В Израиле, например, один из лидеров оппозиции Яир Лапид безоговорочно поддержал действия правительства, направленные на защиту национальных интересов.
Похожая ситуация складывается и в Иране — при активной поддержке пропагандистской машины. Но надо понимать, что подобное наблюдалось и во время прежних вспышек напряженности между странами.
Сейчас говорить о политических трансформациях или серьезных дискуссиях в обществе просто не приходится — время выбрано не то.
Лана Раванди-Фадаи:
Израильское общество быстро сплотилось вокруг премьер-министра Биньямина Нетаньяху. Его поддержали даже оппозиционные политики.
Насчет иранского общества сложно судить объективно: независимые опросы о доверии к власти там не проводятся. Образованная городская молодежь, как правило, не поддерживает правящий режим. Но жители отдаленных и более патриархальных регионов — его активные сторонники. И даже среди оппозиционеров немало тех, кто осуждает удары Израиля по иранской территории.
Хотя существует и другая, непримиримая группа — иранцы, радикально настроенные против исламского режима. Они воспринимают ислам как источник всех бед и, вопреки трагическим последствиям, открыто радуются израильским ударам, несмотря на гибель сограждан.
Яков Рабкин:
Прямое вмешательство США началось еще до израильской атаки. Президент Дональд Трамп произнес крайне миролюбивую речь во время визита в Саудовскую Аравию и создал иллюзию предстоящих переговоров с иранским руководством — лишь для того, чтобы усыпить их бдительность.
США располагают десятками военных баз вокруг Ирана, направили в регион авианосцы и перебросили военные ресурсы в район Персидского залива. Американские системы ПВО, наряду с системами их союзников, активно задействованы в попытках перехвата иранских ракет и беспилотников. Министр иностранных дел Ирана Аббас Аракчи прямо обвинил США в соучастии, назвав их партнером Израиля и ответственным за происходящее.
Одним из самых значимых последствий этого конфликта становится окончательная утрата доверия к США и Западу — не только в Иране, но и в России, Китае и других странах.
На саммите «Большой семерки» (G7) лидеры западных стран вновь озвучили формулу «права Израиля на самооборону», при этом перекладывая ответственность за эскалацию не на Израиль, а на Иран.
Виктор Смирнов:
Такая вероятность, безусловно, существует. Дональд Трамп не скрывает, что США могут вмешаться, если под угрозой окажутся их прямые интересы.
Попытка развести стороны или создать условия для временной паузы в боевых действиях тоже будет формой вмешательства, даже если до прямых переговоров дело не дойдет.
Дональд Трамп за короткое время своего второго срока уже проявил себя как политик, стремящийся минимизировать человеческие потери и останавливать конфликты, а не разжигать их. Такие усилия могут оказаться эффективнее, чем маневрирование авианосцев и демонстрация военной силы.
Лана Раванди-Фадаи:
Вероятность прямого вмешательства США, на мой взгляд, невелика. Дональд Трамп существенно смягчил тон в адрес Ирана на втором сроке своего президентства. Если раньше он категорически исключал переговоры до смены режима, то теперь такие переговоры не только возможны, но и фактически велись до недавнего обострения.
Биньямин Нетаньяху, безусловно, хотел бы вмешательства США. Но, судя по всему, американская сторона не спешит идти ему навстречу. По имеющейся информации, Дональд Трамп даже оказал давление на израильского премьера, чтобы тот отказался от идеи ликвидации духовного лидера Али Хаменеи.
Яков Рабкин:
На данный момент воюющие стороны, похоже, не заинтересованы в посредничестве.
Виктор Смирнов:
Россия уже заявила о готовности выступить посредником. Однако сейчас, по сути, речь идет не столько о полноценном урегулировании, сколько о сдерживании ситуации.
Даже если переговоры и начнутся, они вряд ли сразу приведут к завершению конфликта. Но важно хотя бы создать условия для контактов между сторонами.
Что касается международных механизмов, эффективность Совета Безопасности ООН пока вызывает сомнения. Но, несмотря на это, и американская, и российская дипломатия будут готовы помочь сторонам.
Лана Раванди-Фадаи:
Формально посредником мог бы выступить Дональд Трамп, но, судя по всему, он не собирается этого делать. Он ведет себя не как лидер мировой сверхдержавы, ответственной за международную безопасность.
Гораздо более реалистичными кандидатами на роль посредников выглядят Россия и Азербайджан. У них выстроены рабочие отношения и с Ираном, и с Израилем. Для России обе страны важны как торгово-экономические партнеры, особенно в условиях западных санкций — ей необходима стабильность на Ближнем Востоке. По некоторым данным, Азербайджан уже обратился к Израилю с просьбой сократить масштабы бомбардировок и воздержаться от ударов по районам, где проживает азербайджанское население Ирана.
Яков Рабкин:
Предсказать развитие событий сейчас крайне трудно. Как известно, первой жертвой войны всегда становится правда — поэтому даже военным экспертам, коим я не являюсь, сложно объективно оценивать реальное положение сторон.
Это подтолкнет к еще более открытому участию в конфликте ряда западных армий. Ведь, несмотря на разговоры о многополярности, ничто не угрожает безнаказанности Израиля, США и их союзников.
Виктор Смирнов:
Мне бы очень хотелось верить, что боеприпасы и ракеты у сторон просто закончатся — и в этом безумном насилии наконец возникнет пауза.
Но нельзя исключать и худшие сценарии: перспектива взаимного уничтожения становится все более реальной. Хотя то, что происходит сегодня, — это, на мой взгляд, полное безумие.
Сейчас таких перспектив не видно. Людям и странам нужно как-то сосуществовать, находить точки соприкосновения — а теперь они обречены жить в условиях нечеловеческой опасности, возможно, на десятилетия.
Лана Раванди-Фадаи:
Это один из самых сложных вопросов. Иран вряд ли сможет нанести Израилю серьезный ущерб: большинство ракет перехватываются — не только Израилем, но и странами Запада, а также некоторыми арабскими государствами. Например, Израилю помогает Иордания, хотя такая помощь не приветствуется иорданским обществом.
Это могут себе позволить только израильские агенты или те, кто им сочувствует.
Один из возможных сценариев — Израиль решит нанести особенно разрушительные ковровые бомбардировки, как союзники поступили с Дрезденом во время Второй мировой войны. В этом случае жертвами могут стать сотни тысяч мирных жителей.
Но Россия, как союзник Ирана, в этом случае вмешается дипломатически и пригрозит Израилю разрывом отношений. Биньямину Нетаньяху такая эскалация крайне невыгодна, поэтому подобный сценарий маловероятен.
Другой вариант — бомбардировки сохранят нынешний масштаб и продлятся 2-3 недели. За это время Израиль попытается максимально ослабить военный и инфраструктурный потенциал Ирана.
Самый маловероятный сценарий — затяжная война, которая будет длиться несколько месяцев. Израильские избиратели не поддержат затяжной конфликт: общество хочет быстрой и «эффектной» победы. Поэтому операция, скорее всего, будет ограничена по времени.
Яков Рабкин:
В Израиле перемены возможны. Недовольство действиями правительства нарастает уже давно. Если станет очевидно, что решение Нетаньяху атаковать Иран обернулось серьезными потерями, к власти могут прийти еще более жесткие политики, ориентированные на силовой подход — традиционно популярный в израильском обществе.
Нельзя забывать и о том, что более 80 процентов израильтян продолжают поддерживать жесткие меры против палестинцев — вплоть до блокад и военных операций.
Что касается Ирана, то нападение со стороны Израиля мобилизовало общество. Однако оно также свидетельствует о провале прежней линии на частичное сближение с Западом.
Виктор Смирнов:
Обе страны выйдут из конфликта ослабленными — как экономически, так и политически. Они окажутся в состоянии стратегического шока, от которого придется оправляться годами.
Лана Раванди-Фадаи:
Биньямин Нетаньяху, скорее всего, только укрепит свою власть. Он не раз использовал внешнеполитические кризисы, чтобы преодолеть внутренние конфликты и сохранить позиции.
В Иране же смена режима в ближайшее время представляется маловероятной. У властей сохраняется мощная социальная база. В то же время под ударом оказался лично президент Масуд Пезешкиан. Его могут обвинить в некомпетентности и неспособности защитить страну от израильских ударов. Не исключено, что в будущем парламент попытается инициировать процедуру импичмента.
Сам президент, судя по всему, осознает риски — его публичная активность в последние дни резко снизилась. Вероятно, он опасается за свое политическое будущее.