Победа
00:18, 9 мая 2025

«Улыбаясь и плача, обнимаются и целуются все подряд» Великая Победа в воспоминаниях очевидцев. Как мир встретил своих героев?

В 2025 году отмечается 80-летие Победы в Великой Отечественной войне. Память о тяжелой битве с нацистской Германией, потребовавшей колоссальных жертв и усилий, стала общей ценностью для людей разных национальностей, религиозных и политических убеждений. «Лента.ру» в рамках проекта «Победа» собрала воспоминания многих очевидцев самого первого Дня Победы и вспомнила о грандиозном Параде Победы, который состоялся в 1945 году на Красной площади.

«Пацаном я был невысоким, но меня отобрали»

15 мая 1945 года в Кремле был праздничный обед, на который пригласили более тысячи человек: военных, ученых, представителей заводов и колхозов. Там Иосиф Сталин озвучил намерение провести особый, всесоюзного масштаба парад воинов-победителей на Красной площади. Принимать его поручили маршалу Георгию Жукову, а командовать войсками — маршалу Константину Рокоссовскому.

Учитывая предполагаемый размах мероприятия, организаторы попросили на подготовку два месяца, но Сталин приказал уложиться в один.

В первый же день по фронтам, разбросанным по всей Европе, разлетелись соответствующие приказы. Еще не привыкшие к заботам мирного времени офицеры были встревожены необычностью поставленной задачи.
Капитана Валентина Варенникова, находившегося в Берлине, вызвали к командиру дивизии. Командир полка даже устроил ему краткий допрос, не понимая, зачем высокому начальству понадобился его заместитель.

— А у вас в артиллерии никаких происшествий нет? — поинтересовался он.
— Да не должно быть… — ответил капитан.

Комдив Смолин решил обойтись без прямого приказа и задал офицеру хитрый вопрос:

— Чего бы ты хотел — поехать в Москву на Парад Победы или поступить на учебу в военную академию?
— Товарищ полковник, конечно, я хотел бы попасть на Парад Победы. Это историческое событие!

А потом Варенников добавил, что вопрос об академии еще нужно хорошенько обдумать. Варенникову был 21 год, а он уже был замкомандира полка с опытом боевых действий — от обороны Сталинграда до штурма Берлина.

Высокого и статного артиллериста отправили к начальнику штаба армии генерал-лейтенанту Белявскому, лично занявшегося формированием сводной роты от 8-й гвардейской армии. Эту роту он и поручил возглавить Варенникову.

Бойцы тут же приступили к строевым занятиям. Однако уже на третий день капитана сняли с должности, когда командующий армии Василий Чуйков застал роту во время перерыва, который Варенников объявил, зная о приближении командарма.

— Какой дурак назначил его старшим? — резко отреагировал Чуйков, но через два дня остыл, передумал, и Варенникова вернули.

Рота 8-й гвардейской армии вошла в сводный полк 1-го Белорусского фронта. Аналогичные полки в срочном порядке создавались на девяти других фронтах и на Военно-морском флоте.
В каждом таком полку было 1465 человек и 10 запасных.

Для участия в параде отбирали имеющих боевые награды молодых ветеранов не старше 30 лет и ростом не ниже 176 сантиметров. Кроме того, предполагалось участие курсантов военных академий и училищ.

«Не знаю почему — ведь пацаном я был невысоким, но меня отобрали», — рассказал «Ленте.ру» Иван Порошин. Он был курсантом Горьковского суворовского военного училища, оно открылось 1 октября 1944 года, а затем, уже после войны, переехало в столицу и стало Московским суворовским училищем.

Для Парада Победы собирали сводный батальон из 800 мальчишек — суворовцев из четырех училищ.

Всем участникам Парада — от юных суворовцев до командиров фронтов — шили новую парадную форму. Мундиры цвета морской волны, ставшие впоследствии традиционными для советской армии, были впервые представлены именно 24 июня 1945 года на Красной площади.

«Трудно было держать равнение в шеренге на 20 человек»

В 20-х числах мая Варенников и его рота выехали в Москву. Здесь их сводный полк 1-го Белорусского фронта разместился в Ворошиловских казармах на Ленинградском шоссе.

«На этом шоссе мы и проводили ежедневно занятия по строевой подготовке», — вспоминал артиллерист.

Других участников парада расквартировали в Чернышевских, Алешинских, Октябрьских и Лефортовских казармах и в пригородах Москвы. Суворовцев из Горького поселили рядом с Центральным театром Красной армии.

Строевые занятия и тренировки проходили каждый день по шесть-семь часов. Они давались тяжело не только отвыкшим от муштры фронтовикам, но и курсантам, для которых строевая подготовка была обычным делом.

Главной репетиционной площадкой стало Ходынское поле, где тогда располагался Центральный аэродром имени Михаила Фрунзе. Там проводились совместные репетиции сводных полков, включая генеральную, а технике дали возможность опробовать брусчатку Красной площади.

Готовились не только люди и танки, но и кони. Для Рокоссовского и Жукова отобрали по два коня. Первому — темной масти, а второму — светло-серой. Животных приучали к реву моторов и шуму огромного оркестра — в шествии по Красной площади должны были принять участие 1400 военных музыкантов.

Парад Победы планировали начать с выноса Знамени Победы. Встречать его в Москве 20 июня на Центральном аэродроме на Ходынке поручили почетному караулу во главе с Валентином Варенниковым. Знамя доставили самолетом Ли-2 из Берлина те, кто и водрузил его над Рейхстагом 1 мая 1945 года, — сержанты Мелитон Кантария и Михаил Егоров.

Они же, во главе с командиром своего батальона Степаном Неустроевым, должны были нести знамя на Параде. Однако из-за пяти полученных во время войны ранений пройти красиво у комбата не получалось. Не задалось со строевой подготовкой и у его ассистентов. Примечательно, что по решению Георгия Жукова назначать других людей не стали, а отменили вынос знамени. По Красной площади его впервые пронесли в 1965 году.

К слову, остальные штандарты и знамена для сводных полков, участвовавших в параде, изготовили за десять дней в мастерских Большого театра.

Еще в Москву из Берлина и Дрездена доставили около 900 трофейных знамен и штандартов. Специальная комиссия отобрала 200 из них для демонстративного выноса после шествия парадных колонн.

«Один из участников дал мне свастику»

24 июня участников парада разбудили в четыре утра. Кроме военных и техники, к Красной площади потянулись праздничные колонны демонстрантов от заводов, фабрик и государственных учреждений.

Рядом с суворовцами у Лобного места на Красной площади стояли сержанты и старшины, державшие в руках немецкие знамена. Мальчишки с интересом их разглядывали.

«Один из участников дал мне свастику, которая увенчивала какой-то немецкий штандарт. Оторвал и кинул в руки, — рассказал «Ленте.ру» Иван Порошин. — Некоторым ребятам клочки бархотки достались».

К девяти часам все гостевые трибуны были заполнены. Сводные полки фронтов стояли в такой последовательности и в таком порядке, в каком вели сражения на завершающем этапе войны: справа налево, с севера на юг, от Карельского фронта до 3-го Украинского.

Представители 1-го Белорусского фронта стояли почти напротив Мавзолея. Варенников был в первой шеренге первого батальона.

«Напряжение по мере приближения начала торжества усиливается, — вспоминал Варенников. — Оно имеет какое-то сходство с тем чувством, которое приходилось испытывать на передовой во время артиллерийской подготовки — вот все ближе и ближе тот миг, когда надо бросится в атаку».

Наконец на черном коне появляется Константин Рокоссовский и командует: «Парад, смирно!». К этому времени на Мавзолей уже поднялся Сталин. Куранты отбивают десять часов. Ворота Спасской башни открываются. Из них на светло-сером, почти белом коне появляется Георгий Жуков. Оркестр гремит гимн Глинки «Славься!».

Жуков поздравил участников парада с Победой. После троекратного ура в ответ прозвучал гимн СССР. Затем раздались 50 залпов артиллерийского салюта и началось торжественное прохождение войск.

Cталин, дождь и ночной салют

Первым по Красной площади прошел сводный полк барабанщиков из 2-й Московской школы военно-музыкантских воспитанников Красной армии, за ним — сводные полки фронтов и ВМФ. В составе полка 1-го Белорусского фронта особой колонной шли представители Войска польского, во главе — генерал Владислав Корчиц. Для каждого сводного полка оркестр исполнял отдельный марш. Командующий 1-й болгарской армией генерал-лейтенант Владимир Стойчев был удостоен права возглавить колонну сводного полка 3-го Украинского фронта вместе с советскими генералами.

«Я уже знал в лицо по разным плакатам всех почти, кто на ней [трибуне] стоял. И Сталина, конечно. Но особенно разглядывать его и других было нельзя, — рассказал «Ленте.ру» Иван Порошин. — Нужно было держать равнение в шеренге. В итоге наша коробка суворовская прошла очень даже хорошо».

Марш сводных полков завершала колонна солдат, которые несли 200 опущенных немецких знамен и штандартов. Под дробь 80 барабанов их бросили к подножию Мавзолея.

Затем в течение 50 минут по Красной площади шла боевая техника — 1850 танков, самоходок, катюш, грузовиков, орудийных расчетов.

Во время парада шел дождь, температура воздуха была около 15 градусов. Все промокли до нитки. Особенно досталось суворовцам. В честь праздника Красную площадь украсили не только знаменами и гербами союзных республик на фасадах ГУМа, на Лобном месте соорудили огромный 26-метровый фонтан, брызги от которого летели на мальчишек.

Из-за плохой погоды отменили воздушную часть парада, в котором должны были принять участие 216 самолетов. Отменили и прохождение колонн рабочих и гражданских служащих. Однако Москва не спешила по домам. Наоборот, всеобщее празднование только набирало обороты.

«После парада мы вышли на набережную, — рассказал Лев Николаев. — Там был народ, нас обнимали, целовали».

Когда суворовцы добрались до места, где их разместили в Москве, то обнаружили подарочные наборы, в которых были галеты, шоколад и финики. Вероятно, эти наборы были стандартными для всех участников парада, так как в каждом была еще и бутылка водки. Из детских наборов воспитатели их вытащили.

Вечером 24 июня погода улучшилась. В городе включили праздничную иллюминацию, главной составляющей которой были пять прожекторных колец: первое — вокруг Кремля, второе — по Бульварному кольцу, третье — по Садовому, четвертое — по вокзалам и пятое — по Окружной железной дороге.

В 23:00 небо осветилось огромным количеством мощных прожекторов, из ста поднятых зенитчиками аэростатов вылетели 20 тысяч цветных и осветительных ракет, а им навстречу с земли раздались залпы фейерверка с разноцветными огнями. Над Москвой подняли большое полотнище с изображением ордена «Победа».

Все улицы и площади столицы были переполнены людьми — москвичами, гостями и воинами Вооруженных сил. Все пели и плясали. Такого торжества матушка-Москва не видела со дня своего сотворения.

* * *

Следующий парад Победы состоялся только в 1965 году. Затем в 1985-м, 1990-м и 1995-м. После 50-летия Победы российские власти решили проводить его ежегодно 9 мая в 10 часов утра, потому что именно этот день стал не только официальным, но и народным Днем Победы.

«Лента.ру» собрала десятки воспоминаний непосредственных очевидцев, чтобы восстановить атмосферу самого первого Дня Победы, отмечавшегося 9 мая 1945 года в разных городах и селах, от Германии до Казахстана.

* * *

«Сейчас сказали, что кончилась война. 9 мая, 5 ч. 30 мин.», — сделала запись красным карандашом вверху новой страницы своего дневника 17-летняя Таня Вассоевич.

В этом дневнике у Тани прежде был сделан тайник: заклеенный разворот, содержание которого не должен увидеть никто, даже если случайно или злонамеренно завладеет дневником. На этом развороте — нарисованный девочкой план Лютеранского кладбища в Ленинграде, той его части, где похоронены ее мама Ксения Платоновна и старший брат Владимир, умершие от голода в осажденном фашистами городе. Их могилы девочка аккуратно выделила зеленым.

Вова с Таней были очень близки. Брата не стало в декабре 1941 года. Его 13-летней тогда сестре пришлось самой оформлять свидетельство о смерти, причем в тот самый момент, когда начался очередной артиллерийский обстрел.

Татьяна сама занималась организацией похорон Вовы, а потом и матери, тело которой девять дней пролежало дома, пока дочь думала, что делать дальше. Девочка подошла к делу максимально собранно, внимательно и аккуратно, поэтому и план решила нарисовать.

В мае 1945 года она жила и училась в Алма-Ате, где к моменту объявления о Победе уже наступило раннее утро. А в Москве была глубокая ночь.

«В 2 часа 10 минут ночи начали передавать акт о капитуляции. Когда-то на вопрос, когда кончится война, отвечали — Левитан скажет. Так и было — читал Левитан», — пишет в своем дневнике военкор Лазарь Бронтман, дежуривший в ту ночь в редакции «Правды». С 1942 года Бронтман почти непрерывно работал на фронте, а День Победы встретил в Москве.

Водитель тяжелой самоходной установки ИСУ-152 техник-лейтенант Электрон Приклонский тоже вел военный дневник, но он у него несколько раз сгорал в объятой пламенем боевой машине, а его автор чудом оставался жив. Он терял друзей, менял экипажи, полки и фронты, но снова шел в бой и заводил новый дневник.

В ночь на 9 мая Приклонский в пятый раз ехал на фронт после переформирования корпуса, изрядно потрепанного во время наступления в Польше. Электрон обустроился прямо в своей боевой машине, двигавшейся в составе военного эшелона на Запад транзитом через Москву.

«Привычный суровый “комфорт” и ставшие родные запахи газойля и масла настраивают на деловой лад, и можно пока без всяких помех вести свои записи и хоть всю ночь напролет мучиться над рифмами: плафон дает достаточно света», — вспоминал он.

Ночью на разъезде перед железнодорожной станцией Черусти (в районе подмосковной Шатуры) самоходчик услышал частую и беспорядочную стрельбу.

«Может быть, предположил кто-то из ребят, в какой-то части отрабатывается ночной бой? — вспоминает Приклонский. — Однако ломать голову долго не стали: пора было на покой, да и стрельба вскоре утихла».

В Европе, куда отлаженная советская военная машина гнала сотни эшелонов и откуда теперь донеслась новость о капитуляции, бои еще не стихли. На юге Германии, у границы с Чехословакией, которая все еще ждала освобождения от отказавшихся сдаваться немецких частей, шоссе были запружены наступающими советскими войсками, пленными фашистами, гражданскими беженцами и… выбравшимися из немецкого плена красноармейцами.

Юрий Владимиров, будущий кандидат технических наук и специалист по обработке металлов, во время Великой Отечественной войны был рядовым-добровольцем. В мае 1942 года Юрий служил наводчиком орудия в зенитной батарее и стал одним из 240 тысяч солдат, попавших в котел во время неудачной попытки освобождения Харькова. После нескольких попыток прорваться оставшиеся в живых бойцы сдались в плен.

Три года Владимиров пробыл в германском плену, но накануне победы наконец сумел бежать. В ночь на 9 мая, когда маршал Победы Георгий Жуков принимал капитуляцию немецкого командования под Берлином, он вместе с несколькими товарищами по несчастью остановился на ночлег недалеко от города Кенигштайн. В соседних домах и на улице были советские войска. Они спешили к Праге. Заниматься судьбой бывших пленных им было некогда. Политруки научили солдат презирать тех, кто сдается в плен, но что теперь, когда враг разбит? Как им дальше жить в одной стране? Все это решалось во время коротких, но эмоциональных разговоров.

От этой встречи с солдатом-освободителем Юрию и его спутникам стало жутко. Тогда Владимиров сказал себе: «Пусть будет так, все равно надо вернуться на Родину. Лучше умереть на Родине, чем прозябать на чужбине!» Однако выдавший гневную тираду ночной гость внезапно подобрел и угостил бывших пленных папиросами — все-таки Победа!

«Лучше погибнуть, чем позорно сдаться иудобольшевикам»

30 апреля 1945 года в 15:30 Адольф Гитлер покончил с собой. Он был в своем фюрербункере в Берлине, в 500 метрах от которого уже находились советские войска. Гибель фюрера не привела к немедленному прекращению боевых действий.

«Немцы не согласились капитулировать. В 21:15 начнется артподготовка. Будем разговаривать языком оружия», — записал вечером, 30 апреля, лейтенант Владимир Гельфанд, который вел журнал боевых действий при штабе одной из дивизий, штурмовавших германскую столицу.

Но следом в его дневнике появилась запись, что навстречу советским штурмовикам вышли несколько парламентеров с белым флагом. Согласно достигнутой с ними договоренности, берлинский гарнизон под командованием Гельмута Вейдлинга капитулировал перед Красной армией 2 мая. Тем же днем на севере Германии в городе Фленсбурге — новой столице агонизировавшего Третьего рейха — преемник Гитлера гросс-адмирал Карл Дёниц возглавил заседание вновь собранного правительства. Отныне главной целью для германского командования стало спасение от наступающих советских войск и сдача союзникам на Западе.

Немцы сделали ставку на частные капитуляции, совершаемые на уровне групп армий и ниже. Так, в Италии и Западной Австрии 2 мая капитулировала группа армий «C» во главе с генерал-полковником Фитингоф-Шеелем. 4 мая новый главнокомандующий германскими ВМС адмирал флота Ганс-Георг Фридебург подписал акт о капитуляции всех германских вооруженных сил в Голландии, Дании, Шлезвиг-Гольштейне и Северо-Западной Германии.

Затем Дёниц отправил Фридебурга в Реймс, где находилась штаб-квартира Эйзенхауэра и Главное командование союзных сил, для подписания капитуляции теперь уже всех немецких войск, воюющих на Западном фронте. Американцы увешали стены зала для переговоров картами, на которых отражалось положение дел на фронтах с обозначением готовящихся ударов, — кто знает, может, и настоящими. Фридербурга эта демонстрация весьма впечатлила. Его предложение о капитуляции только на Западе было отвергнуто. Американцы заявили, что возможна только общая капитуляция, причем войска должны оставаться на своих местах, а не сдаваться кому им хочется.

Немцам передали краткий текст акта об общей капитуляции, составленный в начале мая группой американских офицеров из штаба Дуайта Эйзенхауэра. Фридебург телеграфировал Дёницу. Тот послал в Реймс начальника штаба оперативного руководства Альфреда Йодля — категорического противника капитуляции на Востоке, чтобы тот еще раз попытался объяснить, почему нельзя сдаваться Советам.

Стойкое нежелание капитулировать перед большевиками было главным образом у командования и у убежденных нацистов, но не у простых людей. В апреле 1945 года советский солдат Юрий Владимиров, находясь в городе Каменц, сбежал из плена и укрылся у одной из немецких семей, понимающих, что войне конец.

«Мне дали позавтракать и выделили на дорогу немного хлеба и ветчины, — вспоминает Владимиров. — Я собрался было уйти, но вдруг подумал, что скоро в деревню придут наши войска и кое-кто может как-то обидеть хозяев. Поэтому я решил оставить им справку о том, что они хорошо отнеслись ко мне — советскому военнопленному, когда я у них скрывался».

Чопорные немцы оказались очень рады справке от советского военнопленного. Но уже на шоссе вместо красноармейцев Владимиров встретил двоих немцев и еще раз попал в плен. До 3 мая он сидел в тюремной камере, куда посадили еще нескольких беглецов. К одному из них — раненному во время попытки побега — теперь постоянно приходил врач. Остальным простые горожане доставляли горячий суп и хлеб с картофелем, чего раньше было представить себе невозможно. Разумеется, надеялись, что это им зачтется в будущем. Владимиров продолжал выписывать свои справки. Кроме военнопленных в этой тюрьме, к слову, были еще и немцы, которые поспешили вывесить белый флаг над городской ратушей.

2 мая Юрий, работая на кухне, стал свидетелем разговора нескольких солидных немцев. Они обсуждали, защищать ли Каменц от большевиков или сдать его без боя. Один, особенно ярый фашист, на лацкане которого ярко блестел круглый значок члена нацистской партии, требовал «ни за что не сдавать русским город, превратить его в крепость и защищать до последней капли крови, мобилизовав все население, способное носить оружие».

«Лучше погибнуть, чем позорно сдаться иудобольшевикам», — заявил мужчина. Потом выяснилось, что это был руководитель нацистской партии в городе по фамилии Цицман. Разумеется, ему на снисхождение рассчитывать не приходилось.

Каменц так и не стал крепостью. 7 мая он сдался Советам без боя: об этом договорилась делегация во главе с рабочим-коммунистом Штефаном Вихой.

Йодль в Реймсе тоже не сумел убедить американцев сплотиться перед «иудобольшевиками». Беседа состоялась вечером 6 мая и продлилась около часа. Немец добился только того, что привел Эйзенхауэра в бешенство.

«Если они не прекратят искать отговорки и тянуть время, я немедленно закрою весь фронт союзников и силой остановлю поток беженцев через расположение наших войск. Я не потерплю никаких дальнейших проволочек», — жестко определил Эйзенхауэр.

7 мая в 00:40 Дёниц передал по радиосвязи разрешение Фридебургу подписать общую капитуляцию. Оказалось, что у главы нацистского ВМС уже была припасена для этого соответствующая доверенность. Церемонию подписания решили не откладывать до утра, а провести в 02:30 по центральноевропейскому времени. Нацисты все же добились небольшой отсрочки, так как военные действия обязывались прекратить только почти через двое суток, то есть 8 мая в 23:01 по центральноевропейскому времени.

Дёниц хотел использовать это время для массового бегства от Советов на Запад. Соответствующий приказ был отдан еще за час до подписания акта о капитуляции.

Решение об отводе немецких войск с Восточного фронта для капитуляции перед союзниками

Задача состоит в том, чтобы отвести на запад возможно больше войск, действующих на Восточном фронте, пробиваясь при этом в случае необходимости с боем через расположение советских войск. Немедленно прекратить какие бы то ни было боевые действия против англо-американских войск и отдать приказ войскам сдаваться им в плен. Общая капитуляция будет подписана сегодня в ставке Эйзенхауэра. Эйзенхауэр обещал генерал-полковнику Йодлю, что боевые действия будут прекращены 9 мая 1945 г. в 0 часов 00 минут по летнему германскому времени.

7 мая, днем, германское радио сообщило жителям, что война кончилась. Глава немецкого МИД граф Шверин фон Крозиг произнес речь, в которой отметил, что теперь у немцев есть три путеводные звезды для строительства нового будущего: единение, право и свобода.

От СССР акт о капитуляции в Реймсе подписал начальник советской военной миссии во Франции при штабах союзных войск генерал-майор артиллерии Иван Суслопаров. Он запросил согласие на такие действия у командования, но не дождался ответа и действовал по своей инициативе. Уже после подписания Суслопаров получил телеграмму с категорическим запретом подписывать капитуляцию. Сталин был недоволен.

Союзники пошли навстречу советскому вождю. Повторное подписание капитуляции состоялось в ночь с 8 на 9 мая в пригороде Берлина Карлсхорсте. Присутствовавшие на церемонии в Реймсе журналисты согласились отложить публикацию новостей о том, свидетелями чего они стали. Ослушался только репортер «Ассошиэйтед пресс» Эдвард Кеннеди, за что был уволен из агентства. Только днем 8 мая о капитуляции на Западе объявили официально.

«Ба! И французы здесь!»

По согласованию между правительствами СССР, США и Великобритании процедуру в Реймсе стали называть предварительной. Окончательный акт в Берлине приехали подписывать генерал-фельдмаршал, начальник штаба Верховного командования вермахта Вильгельм Кейтель, представители люфтваффе генерал-полковник Штумпф и кригсмарине адмирал фон Фридебург.

В Карлсхорсте их встретили маршал Георгий Жуков и заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами маршал Артур Теддер из Великобритании. Свидетельские подписи поставили генерал Спаатс из США и генерал Ж. де Латр де Тассиньи из Франции.

Текст второго акта почти дословно повторил текст первого, подписанного в Реймсе, и подтвердил время прекращения огня — 8 мая в 23:01 по центральноевропейскому времени.

Кейтель, Фридебург, Штумпф, склонив головы, вышли. После чего в зале поднялся невообразимый шум. «Все друг друга поздравляли, пожимали руки. У многих на глазах были слезы радости», — писал Жуков.

Советские граждане узнали о подписании капитуляции в Карлсхорсте из сообщения Совинформбюро ночью 9 мая 1945 года, в 2 часа 10 минут по московскому времени. Диктор Юрий Левитан зачитал Акт о военной капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении дня 9 мая Праздником Победы. К слову, именно под таким названием День Победы затем фигурировал в Большой Советской Энциклопедии.

Встречу в Карлсхорсте хоть и можно отчасти назвать вторичной, но именно она вошла в историю благодаря яркой фразе, брошенной Кейтелем в адрес французов.

Эта фраза породила популярную шутку, что, мол, французы-то немцев не побеждали, но была ли она произнесена в реальности? В воспоминаниях Жукова ее нет. Де Голля на церемонии не было. Как выяснилось, первоисточником, а вернее реальным свидетелем этого момента стал Рене Бонду, который 8 мая сопровождал маршала де Латру де Тассиньи на церемонии капитуляции в Берлине.

«Затем Кейтель встает, берет свою фуражку, перчатки, свой маршальский жезл и направляется к столу, за которым председательствовал Жуков, чтобы сесть на место рядом с де Латром, оставшееся пустым, — вспоминал Бонду. — Проходя мимо фон Фридебурга, он проворчал себе под нос: "Рядом с французом, это невообразимо"».

Акт о капитуляции Германии

1. Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, — Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных Экспедиционных сил.
2. Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23.01 по центральноевропейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полностью разоружиться, передав все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями Союзного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.
3. Германское Верховное Командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным [294] Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных Экспедиционных сил.
4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным Объединенными Нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.
5. В случае если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное Командование Союзных Экспедиционных сил предпримут такие карательные меры или другие действия, которые они сочтут необходимыми.
6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.

Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине.
От имени Германского Верховного Командования
КЕЙТЕЛЬ, ФРИДЕБУРГ, ШТУМПФ
В присутствии:
по уполномочию
Верховного Главнокомандования Красной Армии
Маршала Советского Союза Г. ЖУКОВА
по уполномочию
Верховного Командующего Экспедиционными силами Союзников
Главного Маршала Авиации ТЕДДЕРА
При подписании также присутствовали в качестве свидетелей:
Командующий стратегическими воздушными силами США Генерал Спаатс.
Главнокомандующий Французской Армией Генерал Делатр де Тассиньи

Весть о Победе

Бои и стычки в Европе кое-где продолжались и после 9 мая, а война с Японией и вовсе была еще в полном разгаре. Туда — на Дальневосточный фронт — отправятся самые подготовленные советские части. Простые советские люди ждали вестей от воюющих отцов, сыновей, матерей и сестер. Был ли в таких условиях официально признанный Праздник Победы тогда, 9 мая 1945 года, по-настоящему народным? Ответ, который мы находим в уникальных воспоминаниях простых людей, которые собирали по деревням и селам две сотни студентов Костромского государственного техуниверситета для книги "Последние свидетели Великой Отечественной...", — однозначно да.

«Каждый день ходил почтальон и говорил, что война скоро кончится. Каждый день ходил, — вспоминает Нина Смирнова из деревни Григорково Красносельского района Костромской области, которой в мае 1945 года было 19 лет. — И перед Днем Победы мне снится сон. Я молюсь в церкви, а на воротах сидит попугай и все повторяет: "Скоро, скоро, скоро война кончится". Утром маме рассказала. И на самом деле недели не прошло, как к нам в деревню приехал вестовой на лошади. Едет по деревне и кричит: "Кончилась война, кончилась!"».

Девятилетняя Ксения Малышева была 9 мая в Иркутской области. День там выдался ярким и солнечным. Девочка запомнил открытые окна, массы людей, заполнивших улицы. «Плакали, обнимались, танцевали под баян, пели песни. Такое радостное столпотворение продолжалось дня два», — рассказывает Малышева.

Их, детвору, особенно порадовала весть, что в магазине отменят пайку — хлебную норму. Значит, можно будет купить аж десять буханок хлеба.

Шестилетняя Светлана Баранова запомнила, как все обнимались и целовались в Костроме: «Улицы были полны нарядных людей. Но помню, как среди общего веселья плакала соседка. У нее погибли два сына и муж. Она осталась совсем одна».

В деревнях Костромской области, по словам старожила Бориса Гусева, люди не отходили от радио, ожидая вестей из Берлина, но все же проспали. 9 мая всех в два часа ночи разбудила председатель колхоза, соседка Гусева Параскева Похолкова. «Она бегала по деревне и стучала граблями по окнам и стенам: "Вставайте! Победа!"» — вспоминает он.

Утром в райцентре Судай был митинг, на котором красноречиво выступил секретарь райкома партии Тимофей Гусев. Борис запомнил его слова на всю жизнь: «Немцы хотели получить пироги и пышки, а получили тумаки и шишки!»

Надежде Шубровой из Хабаровска было 11 лет. Она запомнила необычный салют, который люди устроили себе сами с помощью где-то раздобытых ракетниц. «Все кричали, хлопали, радовались, поздравляли друг друга и плакали от счастья», — рассказывает она.

16-летний Виктор Пинчук из кубанской станицы Новолеушковской играл в тот день с оркестром на крыше Дома культуры. Весь день.

В некоторых поселках и деревнях не было ни радио, ни телефона. Новость там передавалась из уст в уста. Но не только в глухой деревне, но и в Москве были те, кто узнал о Победе не по радио. К примеру, танкист Приклонский и все, кто был с ним в железнодорожном эшелоне, шедшем 9 мая через столицу.

Электрон Приклонский: «Безоговорочно? А как же иначе!»

Вздрагивающей рукой закрываю люк на ключ и начинаю перебираться с платформы на платформу к нашей теплушке, надеясь там найти подтверждение своей догадке. Сердце то сжимается, то начинает колотиться от какого-то радостного предчувствия. Не успеваю немного доскакать до своих (хорошо, что прыгать приходится по ходу поезда), как эшелон наш замедляет движение и вскоре совсем останавливается.

Все офицеры горохом сыплются из широко разинутой двери теплушки на перрон и окружают растерянно улыбающуюся железнодорожницу в красной фуражке. Она медленно переводит теплый взгляд повлажневших глаз с одного лица на другое, на которых написано одно немое ожидание, и губы ее начинают дрожать. Но вот она подобралась, поправила на правом виске прядь темных волос и глубоким голосом, прерывающимся от волнения, сказала-выдохнула:

— Так вы еще не… Ночью нынче, в два часа и одну минуту… Германия капитулировала… безоговорочно.

Безоговорочно? А как же иначе! Мы бросились наперебой обнимать начальника станции. Выражение лиц своих товарищей я плохо различал… Тут паровоз наш длинно засвистел, и мы неохотно полезли в вагон.

Радость и слезы

Таня Вассоевич, сделавшая запись красным карандашом о победе в своем военном дневнике, в этот день отправилась к своей школе в Алма-Ате, где взялась писать плакат «Слава Героям Победы», хотя прежде никаких плакатов не рисовала.

«Но главное — желание, а оно у меня было очень сильно; и вот, взяв красное полотнище и вооружившись мелом, я стала писать. Плакат лежал на площадке школы, — вспоминает она. — Кругом стояли девочки и пели. Как только кто-либо подходил, все кричали "ура, ура, ура!" Я писала, пела, кричала "ура!" — все вместе. Так хорошо! Я действительно чувствую, что победа, я рада ей, мне хочется писать красивый плакат…»

Военкор Лазарь Бронтман днем 9 мая отправился в друзьями в центр города. Все обсуждали, когда выступит Сталин. Они сели в метро на Белорусской и доехали до Театральной. Там была толпа людей и даже давка, особенно на выходе. Из-за этого метро вскоре закрыли. На улице тоже была толпа. Многие люди, по его словам, успели надеть праздничные одежды, особенно женщины.

Бывалым фронтовикам, оказавшимся 9 мая в Москве, было не по себе. Электрон Приклонский и его товарищи, пока их эшелон стоял на Окружной дороге, где теперь проходит МЦК, отлучились за едой. А когда вернулись, то выяснили, что состав уже ушел. Нужно было успеть нагнать его на Красной Пресне. Офицеры побежали через город.

«Спешим, стесняясь своего вида и прикрываясь друг другом. На улицах и площадях царит небывалое оживление, — описывает Приклонский этот необычный марш-бросок. — Знакомые и вовсе незнакомые люди поздравляют друг друга, улыбаясь и плача, обнимаются и целуются все подряд, и всюду одни и те же речи: войне конец!»

Где-то самоходчикам приходилось выстраиваться клином, чтобы легче протискиваться сквозь праздничную толпу. Головным был комбат Сергей Федотов, у которого на груди красовались ордена Александра Невского, Отечественной войны и Красной Звезды. Он был единственным, чья форма была чистой и опрятной. Остальные были в чем-то затрапезном. На самом Приклонском — замасленный танкошлем и заячья трофейная душегрейка — совсем не парадный набор.

На Белорусском вокзале они «попали в окружение» и были «вынуждены» танцевать с праздничной публикой, но в целом марш-бросок через столицу, кипящую, словно роящийся улей, для самоходчиков завершился успешно, даже часа два еще пришлось ждать отправки эшелона.

Однако время было непростое. Многие люди в тылу вообще голодали. И 9 мая запомнили по-своему. Тамаре Андреевой из деревни Неверово Нерехтенского района было 14 лет. В День Победы ее отец принес домой мешок сухарей и сахара. Семья к тому времени не ела четыре дня. «Мы молча и жадно макали сухари в воду без сахара и не могли насытиться, словно проходило все в бездну, пролетало мимо желудка», — рассказывает Андреева.

В деревню Ишутино Вачского района Горьковской области весть об окончании войны привез специальный верховой посыльный, так как другой связи не существовало. По словам местного жителя Александра Давыдова, которому тогда было 10 лет, всего в этот день было вдоволь: и радости, и ликования, и слез.

Именно в этот день на деревенской конюшне появилась на свет молодая кобылка, которую назвали Победой. Ее решили на всю жизнь освободить от пашни и других тяжелых работ.

Многим в тот день трудно было улыбнуться даже через слезы — к примеру, семнадцатилетней Елене Семенниковой. Ее отец погиб на фронте, брат пропал без вести, а мама умерла во время блокады Ленинграда. Девушка переехала к бабушке в Судиславский район, училась в Галичском техникуме. Девушка ходила пешком из Галича в деревню к бабушке 40 километров, чтобы взять молока и печеной картошки на неделю, а затем обратно. День Победы выпал как раз на такой непростой 80-километровый поход.

«Подхожу к деревне Пронино. Навстречу идет дед и говорит: "Девчонка, знаешь, новость-то какая — война кончилась", — вспоминала она. — И я всю дорогу до Галича, а оставалось еще 25 километров, ревела, вспоминала. Шла и глядела под ноги на камни. Как было горько: надо же, война кончилась. Радость-то какая, а какая радость? Мне-то ждать чего? Никого нет».

Семенникова тогда еще не знала, что ее брат жив. Он попал в окружение, а потом в плен, откуда сумел сбежать и закончить войну в Берлине. Бывшему военнопленному Юрию Васильеву и его спутникам 9 мая, как и Семенниковой, тоже выпало весь день Победы идти. Идти в сторону Дрездена, не зная своей судьбы.

«Двигалась масса народу, большей частью военнопленные, а также гражданские лица, угнанные во время войны из СССР и Польши, немецкие семьи, — вспоминает Владимиров. — По обочинам шоссе стояли наши солдаты, пристально вглядываясь в лица бывших пленных, надеясь увидеть родных, близких или товарищей, пропавших без вести на войне. Они не только внимательно смотрели, но и громко выкрикивали их имена и названия родных мест. Но чаще всего им отвечали: "Нет. Нет, не встречали"».

В Чехословакии 9 мая советским солдатам тоже было не до праздника. Иван Новохацкий в годы войны командовал взводом связи, взводом разведки, батареей 76-мм полковых орудий ЗИС-3, прошел путь от Демянска до Праги, затем участвовал в знаменитом марше по монгольской пустыне во время советско-японской войны.

В День Победы он шел с одним из батальонов на верную смерть, зная, что капитуляция уже подписана. Им предстояло вызвать на себя огонь всех видов оружия противника, чтобы остальные подразделения, составляющие главные силы дивизии, смогли засечь огневые точки и подавить их, а затем уже атаковать противника.

Иван Новохацкий: «В последнюю атаку в этой войне»

Конечно, неприятные чувства теснятся в груди и сознании у всех — кому охота умирать, когда война официально уже окончилась. Это нелепо и обидно. [...] Командир батальона встает в полный рост и, обращаясь к нам, говорит: "Ну, мужики, пошли". Потом дает команду батальону: "Славяне, в атаку, вперед!" Солдаты батальона дружно поднялись во весь рост. Цепь грозно ощетинилась штыками, суровы лица солдат, молча идущих в атаку. Противник подозрительно молчит. Что это — решил подпустить поближе, а потом прицельным огнем хладнокровно расстрелять батальон? Или же пока нас не обнаружил? Прошли 20 шагов… 30… Вскоре тишину утра распорол захлебывающийся, какой-то испуганный треск вражеского пулемета.

Кто-то упал убитый или раненый, кто-то залег, и тут надрывный голос командира, подхваченный командирами рот, взводов: "В атаку, вперед, ура!!!" Батальон словно вздрогнул, выдохнув многоголосое "ура!", цепь двинулась вперед бегом. Вдруг позади нас раздался могучий рев сотен голосов: "УРА-А-А!!!" Весь фронт дивизии, насколько нам было его видеть, выскочил из окопов и двинулся вслед за нами. Случилось непредвиденное: не выдержали солдаты других батальонов, видя своих боевых товарищей, идущих в атаку на смертный бой с врагом, в последнюю атаку в этой войне.

Вот она, солдатская верность фронтовому братству, без лозунгов, без лишнего пафоса, порыв солдатской души, идущий от самого сердца: товарищи в беде, противник сосредоточит весь свой огонь по жидкой цепи батальона, и вряд ли кому уцелеть, а если весь фронт идет в атаку, то на всех вроде и опасность меньше. Вряд ли в тот момент кто из нас думал об этом. Какая-то неведомая сила вытолкнула солдат из окопов без всякой команды.

Враг не выдержал атаки. Бросая оружие, немцы выскочили из окопов и, петляя и озираясь, убегали по кустам в свой тыл. Некоторые с поднятыми руками и невыразимым страхом в глазах, втянув голову в плечи, ждали своей судьбы.

До чего же отходчив наш солдат! Немецкие солдаты только что вели огонь, а теперь стоят с поднятыми руками, и на любой вопрос у них один ответ: "Гитлер капут!" [...] Тут же угощают пленных махоркой, а потом машут руками, чтобы они шли в наш тыл, на сборный пункт, — описывал этот боевой эпизод Иван Новохацкий. — Солдаты ловят по кустам немецких солдат, которые от страха не решались сразу сдаться в плен и теперь растерялись: куда идти, вперед или назад?

Салют

Когда стемнело, эшелон с самоходками, в котором непонятно теперь зачем, но верный приказу ехал на Запад Электрон Приклонский, остановился в Можайске. Он и его товарищи вылезли из своих машин, чтобы подышать воздухом и проводить этот сумасшедший, невероятный день.

А в Москве люди вечером собрались в центре города. И Красная, и Манежная площади набились битком. В 21:50 начали объявлять приказ товарища Сталина. Тогда центр города буквально замер в тишине. Люди, по словам Бронтмана, останавливали шедший во время чтения приказа транспорт, чтобы эта тишина ничем не нарушалась. Но вот прозвучали слова Левитана, чья речь сменила обращение вождя народов: «30 залпами из тысяч орудий…» И площадь ахнула, закричала, зааплодировала, засмеялась. Дальнейшие слова уже не были слышны.

Обращение Иосифа Сталина к народу 9 мая

[...] 7 мая был подписан в городе Реймсе предварительный протокол капитуляции. 8 мая представители немецкого главнокомандования в присутствии представителей Верховного Командования союзных войск и Верховного Главнокомандования советских войск подписали в Берлине окончательный акт капитуляции, исполнение которого началось с 24 часов 8 мая.
Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договора и соглашения пустой бумажкой, мы не имеем основания верить им на слово. Однако сегодня с утра немецкие войска во исполнение акта капитуляции стали в массовом порядке складывать оружие и сдаваться в плен нашим войскам. Это уже не пустая бумажка. Это действительная капитуляция вооруженных сил Германии. Правда, одна группа немецких войск в районе Чехословакии все еще уклоняется от капитуляции. Но я надеюсь, что Красной Армии удастся привести ее в чувство.
Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы нашего народа над германским империализмом.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом [...]

Иван Новохацкий и его сослуживцы вечер 9 мая встретили на пути к Праге после прорыва обороны. Наступление не прекращалось и всю ночь на 10 мая.

«Солдаты устали до изнеможения. Ухитряемся отдыхать, вернее, поспать часа два по очереди на повозках. Моя лошадка тоже устала, — описывает он. — В середине ночи послал разведчика в хвост колонны батареи с приказом, чтобы старшина прислал подменную лошадь».

Этой подменной лошадью оказался ишак, но Новохацкий узнал об этом только на рассвете, что рассмешило и его, и однополчан. Ночью же движение по ровной асфальтовой дороге действовало усыпляюще. Офицер ехал впереди колонны, зная, что впереди советских войск нет, но все равно периодически засыпал в седле. Не знал Новохацкий и того, что ему еще предстоял путь на Дальний Восток и бои с Японией.

Для Юрия Владимирова 9 мая закончилось в городе Пирна, где он с группой других бывших военнопленных остановился на ночлег по пути к Дрездену.

«Набрав во дворе воду из колодца, мои товарищи принялись готовить ужин, а я занялся шитьем нового вещевого мешка из холста... — вспоминал он. — Кроме того, я удалил с кителя (немецкого, найденного по пути) почти все немецкие пуговицы и пришил вместо них свои — с изображением пятиконечной звезды, серпа и молота».

А Таня Вассоевич вечером 9 мая поделилась с дневником мыслями о том, что же представляет собой этот праздник со слезами на глазах.

Татьяна Вассоевич: «У меня была какая-то строгая радость»

Мне хочется плакать, но теперь я считаю, что плакать нельзя. Какой сегодня особенный день! Мне не хочется, чтобы он кончился; я медленно иду домой. Вот день, которого миллионы людей ждали почти четыре года. А ждала ли я его? Да, я повторяла за всеми: «Скорей бы кончилась война!»

Конечно, я хотела, чтобы она кончилась, но было что-то другое. Может, я немного боялась этого дня; я считала, что встретить его я должна как-то серьезно, что к этому времени должно что-нибудь произойти. И когда я утром одевалась, чтобы идти в школу, я надела форменный (почти пионерский) костюм. Мне хотелось встретить его как-нибудь серьезно, чтобы я в это время где-нибудь по-настоящему работала.

У меня не было радостного веселья, у меня была какая-то строгая радость. Я танцевала и пела, но мне (пожалуй) больше хотелось сказать людям что-нибудь такое, чтобы они стали бы сразу смелыми, честными, добросовестными и трудолюбивыми. Чтобы они поняли, что в жизни есть хорошее, когда бывает действительно весело, а действительно весело бывает только тогда, когда ты сделал какое-нибудь трудное и благородное дело и потом веселишься. Тогда веселье и счастье бывает настоящее.

< Назад в рубрику